Павел Мусин - Папа говорит порой…

Родители мои восхищались её спокойствием и трудолюбием. Тем, что ни разу не видели Таню грязной и неопрятной, хотя за ней, по-видимому, никто не следил. И правда, встречая её в школе, чаще на линейках в праздничные дни, я всегда видел Таню в белоснежном, отутюженном фартуке и красиво причёсанной .Убиралась в квартире она сама, готовила тоже. В очередях за продуктами, кои в то время были делом обычным, можно было часто увидеть её читающей книжку.

Школу Таня окончила с золотой медалью. Поступила в институт без экзаменов. Окончила и его с красным дипломом. Устроилась на хорошую работу, обзавелась собственной квартирой. Но каждый выходной она приезжала к родителям с сумками, полными продуктов, и с подарками. Ибо тётя Маша совсем слегла со своей какой-то новой болезнью, а дядя Порфир крепко сдал и держать свиней уже не мог.

Один раз, когда Таня в очередной свой приезд остановилась у подъезда, опустив сумки, чтобы поздороваться с сидящими на лавочке соседками, кто-то из них спросил:

– Татьяна, ну что ты так трясёшься за них? Что они тебе в жизни дали?

– Как что? – удивилась она – Это же мои папа и мама!

Один мальчишка всегда гулял один во дворе. Причём лет с трёх.

Он и выглядел каким-то одиноким, и держался всегда обособленно от других ребят. Никто не видел его родителей. Только слышали, как иногда кто-то с какого-то верхнего этажа звал его домой. Когда его спрашивали, где его родители, он всегда отвечал, что папа на работе, а мама дома, болеет.

Но в один весенний солнечный день его всё же увидели с мамой, гуляющей с маленьким ребёнком в коляске. Мальчик выглядел очень гордым и довольным, может быть, потому, что мама его выглядела вполне здоровой и симпатичной. Так мальчик перестал гулять один, а гулял теперь вместе с мамой.

Но пришла осень, и всё чаще и чаще стали замечать этого мальчика, одиноко стоящего у подъезда и качающего коляску. Затем это стало выглядеть вполне привычно. Потому что люди поняли, что мама родила ребёнка для этого мальчика, чтобы ему не было совсем одиноко.

Сашка явно опаздывал, звонок уже пару минут как прозвенел, и Серёжка нервничал. Он всегда неуютно чувствовал себя без друга, с которым крепко дружил ещё с детского сада и уже третий год сидел за одной партой. Учитель, правда, тоже опаздывал. Но беспокоило Серёжку больше даже не это, а то, что перед самым звонком этот придурочный переросток Горлов поменял Сашкин стул на сломанный, поставив его в едва устойчивое положение. И Сашка, сев на него, должен был неминуемо упасть, что, по мнению Горлова и его дружков, было бы очень смешно. Серёжке эта идея не понравилась, и он хотел уже было возразить, но Горлов вдруг подошёл, положил ему руку на плечо, как-то по-дружески посмотрел на него, чего практически никогда не случалось, и сказал:

– Смотри, только не выдай нас! Обещаешь?

Сережка стушевался, но, видя дружескую улыбку того, тихо выдавил:

– Обещаю…

Сашка влетел почти одновременно с учителем. Быстро подошёл к парте и тяжело плюхнулся на стул. Стул разъехался, и Сашка оказался на полу, больно ударившись затылком о заднюю парту. Вокруг раздались смешки, особенно надрывался с галёрки Горлов. Сашка поднялся, морщась от боли и поглаживая ушибленный затылок, собрал обломки стула, перенёс их в конец класса, взял другой стул и сел, предварительно обернувшись и показав Горлову кулак. Затем повернул голову и посмотрел на Серёжку. Лицо того было краснее помидора.

– Ты знал?! – с какой-то болью в голосе спросил он.

– Знал, Саш, но я обещал не говорить, прости!

Сашка уткнулся в учебник и до конца урока, несмотря на все попытки друга, с ним не разговаривал. На следующем уроке он уже сидел за другой партой.

Как-то вечером, отложив в сторону книгу, отец спросил:

– Серёж, а что это Санёк перестал к нам приходить?

Серёжка помолчал немного, затем выдавил:

– Понимаешь, пап, мы с ним поссорились.

– Это-то я понимаю, да что-то, вижу, давно не миритесь. Саша не из тех друзей, которых следовало бы терять. А ну, давай выкладывай, что там у вас.

И Серёжка рассказал. Закончил он так:

– Пап, я же обещал ему не говорить, понимаешь? И потом, я же извинился!

– Понимаю, понимаю, сынок .Только в твоём случае извинение выглядело хуже, чем поступок. Если ты считаешь, что ты прав, ведь ты же был связан обещанием, то зачем тогда извиняешься? Значит, где-то чувствуешь, что неправ? И потом, извиниться – это значит понять свою ошибку и больше постараться её не совершать. Я понимаю тебя, ты смутился и дал глупое обещание, но запомни, в таких случаях цена ему грош, ведь на кону стояла твоя дружба. Вот, к примеру, если бы ты узнал, что завтра на твою Родину нападут враги, да ладно, пусть не на Родину, на нас с мамой напали бы бандиты, но один из них сказал бы это тебе по секрету и просил бы его не выдавать, и ты бы дал такое обещание, что бы ты сделал?