Полина Луговцова - Курс на Арктур

Я понял, что речь шла об отце. От внезапно накатившей слабости мои ноги подкосились, и в правом колене что-то сухо щёлкнуло. Мама резко обернулась и, как мне показалось, смутилась, увидев меня. Наскоро распрощавшись, она положила телефон на прикроватный столик, отерла лицо ладонями и уже совсем другим, искусственно невозмутимым голосом спросила:

– Есть хочешь?

Вместо ответа я выпалил:

– Что с папой?! Где он?

– Папа сегодня не придёт, – произнесла она так медленно, будто на ходу придумывала, что соврать.

Я понял, что расспросы бесполезны, но всё же попытался выяснить хоть что-то:

– Что случилось с папой, мам?

– Ничего страшного, милый. Не переживай, с ним всё будет хорошо. – Мама попыталась улыбнуться, но лучше бы она этого не делала.

– Почему «будет»? А сейчас что, не хорошо? – Я, наоборот, напрягся.

– Не цепляйся к словам! – воскликнула она раздражённо. – Я очень устала и не могу сейчас об этом говорить.

– Когда он придёт?! – Мой голос непроизвольно набрал высоту.

– Да я понятия не имею! – Она вскочила и, заливаясь слезами, понеслась на меня. Лицо у нее было очень злое.

Я подумал, что она собирается меня ударить, и отшатнулся. В следующий миг дверь спальни захлопнулась перед моим носом.

С тех пор отец так и не вернулся домой. Других родственников, кроме меня и мамы, у него не было, и я не знал, у кого спросить, что с ним произошло. Поначалу я ещё пытался вызнать у мамы правду, но только доводил ее до истерики и ничего вразумительного так и не добился, поэтому оставил в покое. Время шло, а вопросы продолжали терзать меня всё сильнее, и каждый раз, когда мой взгляд натыкался на вещи отца, в моей груди, казалось, вспыхивали, языки пламени, обжигая так, что наворачивались слёзы. В шкафу по-прежнему висели его костюмы и рубашки, под диваном виднелись носки стоптанных тапочек, «антресоль» была все так же забита, как выражалась мама, «космическим хламом» (туда я заглядывал время от времени, чтобы проверить, не выбросила ли она все папины сокровища на помойку), а в ванной, в фарфоровом стаканчике, торчала его зубная щётка, – наша квартира выглядела так, словно отец никуда не пропадал. Все вещи лежали там, где он их оставил.

Все, кроме волшебной лампы.

Я обнаружил её исчезновение на следующий день после того, как понял, что с отцом что-то случилось. Вначале я проверил тайник под шкафом, – деревянная планка между нижним краем дверцы и полом откидывалась, если нажать на нее, и за ней открывалась вместительная ниша, в которой можно было много чего спрятать. Тайник оказался пуст. Тогда я во время маминого отсутствия исследовал «антресоль» и перебрал в ней весь «космический хлам», но ничего похожего на арктури́н не нашёл. Перевернув вверх дном всю квартиру, я убедился, что звёздного камня в доме нет, и это меня озадачило: вряд ли мама его выбросила, ведь в этом случае одним камнем бы не обошлось, а значит, отец забрал его перед тем, как исчезнуть. Может быть, он засек присутствие «ничтожеств» и отправился их нейтрализовывать? Что, если запаса света в арктури́не не хватило, паразиты одержали верх и отец погиб?! Но тогда они могут быть уже повсюду!

Это предположение не на шутку меня перепугало, и некоторое время я, умирая от страха, присматривался к людям, разглядывая их боковым зрением и пытаясь определить, не расплываются ли контуры их тел. Наверное, я выглядел очень странно, потому что всё время косил глазами в разные стороны. Люди тоже косились на меня, иногда настороженно, но чаще – с сочувствием: похоже, все они думали, что я больной. Под конец дня у меня страшно ныли глаза, и я, опасаясь нажить себе настоящее косоглазие, в конце концов, бросил эту затею.

Надежда на возвращение отца не оставляла меня до тех пор, пока в доме хранились его вещи. Хотя мама и убрала их на верхние полки шкафов, но всё же не выбрасывала, как будто тоже его ждала. Каждый день я заглядывал в антресоль, проверяя, на месте ли «космический хлам»: мне казалось, что, если мама вздумает избавиться от папиных вещей, то начнет именно с него. Убедившись, что «хлам» на месте и выглядит нетронутым, я успокаивался и продолжал верить в то, что однажды услышу долгожданный скрежет ключа в дверном замке, знакомые шаги, шорох одежды, и тогда брошусь со всех ног в прихожую, чтобы уткнуться лицом в отцовскую куртку, пропахшую космосом.

Однажды, спустя полгода тщетных ожиданий, в нашей квартире раздался мужской голос, и моё радостно подпрыгнувшее сердце тотчас тревожно сжалось: голос был чужой. Внутреннее чутьё и то, как ласково мама щебетала, беседуя с незнакомцем, подсказали мне, что к нам явился не сантехник, не сосед, заглянувший по бытовым вопросам, не случайный человек. На душе вдруг стало тоскливо от мысли, что он пришёл навсегда, и я не ошибся: впервые переступив порог, Удав сразу повел себя по-хозяйски и помог маме выгрузить на лестничную площадку все папины вещи, откуда их вскоре забрали люди в спецодежде, поместили в грузовик и увезли куда-то.