Екатерина Ландер - Антрацитовое небо

Знакомые одинаковые улочки. Наверное, я могла бродить по ним в детстве, видя все те же дома, те же окна и те же лица, и преспокойно не замечать того, с кем сейчас шла рядом. А может быть, я вообще никогда его не видела.

– Герман, вы давно здесь живете? – спросила я, меся подошвами коричневую жижу по краям тротуара. По сравнению со вчерашним днем значительно потеплело, и сугробы по сторонам от дороги развезло.

– Четыре месяца назад переехали. Пришлось искать другую работу, а в таких маленьких городах ее обычно навалом, в отличие от мегаполисов. Не веришь?

Я скептически хмыкнула. Всегда казалось, в реальности дела обстоят с точностью до наоборот, но я предпочла сменить тему.

– А сколько тебе лет?

– Двадцать шесть. А тебе?

– Тринадцать. Через месяц будет четырнадцать, – зачем-то добавила я.

Глядя на Германа, я с трудом верила, что ему может быть больше двадцати. Скорее, парень смахивал на моего ровесника. Ну, максимум, на ученика из старшего класса.

Внезапно меня посетила другая мысль, от которой внутренности сжались в пронзительный колючий клубок.

– Гер, а если папа не вернется, тогда? Меня заберут в детдом? – от страха на глазах снова появились слезы, застилая окружающее. Герман быстро обхватил меня за плечи и крепко сжал, не давая замкнуться на фантазиях.

– Все будет хорошо. Соберись!

Мы приближались к моему дому. В подъезде стоял привычный запах сырости и кошек. Я медленно поднялась по ступенькам и остановилась напротив входной двери, не решаясь нажать кнопку звонка.

– Давай так: ты успокоишься, и если сейчас ничего не получится, то ты отправишься назад, к Марте. Надеюсь, адрес и дорогу ты запомнила. У меня, к сожалению, нет возможности сейчас тебя проводить. А потом мы будем думать, что делать дальше. Хорошо?

Я кивнула. Парень несколько раз подергал дверную ручку, в надежде открыть, а затем зажал кнопку звонка.

Секунд тридцать ничего не происходило. Сквозь тонкую стенку я слышала дребезжащую в пустом коридоре музыку. В квартире никого не было. Я снова ощутила поднявшуюся к горлу волну отчаяния, когда дверь дернулась и медленно подалась изнутри на лестничную клетку.

В образовавшемся проеме показалась лохматая со сна фигура отца, щурившегося из тёмной прихожей в подъезд. Было видно, что его выдернули из постели и лег он недавно.

– Опять оставила ключи, а теперь трезвонишь? – проворчал он, впрочем, в недовольстве не было ничего серьезного.

От поднявшейся внутри радости и облегчения я с визгом бросилась ему на шею, целуя и говоря о том, как сильно его люблю и вообще больше никогда не отпущу его от себя, пусть даже не надеется. Папа, улыбаясь, чуть приостановил мой порыв, снимая с себя. Кажется, он даже выглядел немного смущенным и поэтому переключил внимание на стоявшего рядом Германа.

– Твой новый друг? Здравствуй, – и протянул ему руку.

– Доброе утро. Ладно, Берт, я рад, что у тебя все наладилось. Пока! До свидания! – кивнув отцу на прощание и махнув мне рукой, он торопливо побежал по лестнице вниз.

Папа проводил его задумчивым взглядом.

– Ты где был вчера?! – накинулась я, едва мы вошли в квартиру и закрыли за собой дверь.

С лица отца все еще не сходило странное выражение. Будто он отчаянно пытался что-то вспомнить и не мог. А потом внезапно опомнился.

– Нет, она еще спрашивает. Я пришел домой, тебя нет, ключи на тумбочке, ужин на кухне нетронутый, на звонки не отвечаешь…

«Это я тебе звонила!» – возмущенно вспыхнув, хотела сказать я, но мне не дали шанса.

– У него ты ночевала?!

– У подруги, – соврала я, сбитая с толку, и покраснела до самых ушей. Не убедительно.

– Не обманывай! Ты была у него! И сколько же твоему молодому человеку лет? Девятнадцать? Двадцать? Не слишком ли рано ты стала взрослой?

Я нервно усмехнулась, потупившись на свои ботинки. Конечно, Герман выглядит старше меня не на много, но в этом случае бесполезно говорить про жену и ребенка. Будет еще больший скандал.

– Он не мой молодой человек. И что за дело такое, из-за которого возвращаются домой под утро? – тихо добавила я и, не дожидаясь ответа и не раздеваясь, прошла в нашу комнату.

Стало очень обидно, что меня совершенно не желают выслушать, и не хотелось продолжать разговор.

Я просидела в комнате несколько часов, тупо глядя в угол и дожидаясь, пока схлынет пришедшая взамен радости волна обиды, и успокаивала себя: с папой, по крайней мере, все в порядке и он снова дома. Все хорошо. А позлится – и перестанет. С кем не бывает.