Арина Рин - Тайна Волшебного Камня

Однако время шло, и родители, видя, что их сын медленно уничтожает свою жизнь, свое право быть счастливым, которое, по сути, является долгом каждого человека, приняли решение отлучить его от дома, отправив в известную, благородную академию для юных аристократов, где, как они надеялись, он сможет вернуться к радости и душевному благополучию. Вплоть до этого времени юноша учился дома, что соответствовало их знатному титулу, но Яким, в конце концов, утвердил, что эта мера должна быть осуществлена непременно. И он не замедлил объявить об этом сыну.

Как и следовало ожидать, Антон впал в ярость, его приводила в бешенство одна только мысль о том, что ему предстоит расстаться с маленькой, одинокой Симой, но Яким был непреклонен, как гора, и юноше, после долгих ожесточенных споров, пришлось смириться. Вполне естественно, что в академию он отправлялся отнюдь не с яркими предвкушениями, а в безмерном гневе и настоящем отвращении. Родители, по его мнению, поступили с ним жестоко и несправедливо, и, ко всему прочему, он уезжал, находясь в ссоре с родными. Беззаботные дни прошлого, светлые, чистые, такие красивые и веселые, казались теперь невероятно далекими, их сменила печать непреходящего горя, отчаяния и бессилия.

– Твое желание обязательно исполнится,– сказал Антон, целуя золотистые локоны Симы, ему, понятно, не хотелось рушить надежду маленького, несчастного сердечка,– я в это верю.

– Мир, ты что, плачешь? – встревоженно спросила малышка, протягивая руки в сторону его лица. – Неужели плачешь?

– Конечно, нет, – ответил парень, осторожно кладя ее ладошки на свои глаза.

Удостоверившись, что они сухие, Сима снова ласково улыбнулась:

– Так вот, ты будешь веселым в академии?

– Я постараюсь.

– Нет, этого недостаточно! Мне нужно твое слово. Честное-пречестное!

Он невольно усмехнулся:

– Ну, хорошо, даю слово.

Она сразу успокоилась:

– Я знаю, Мир, что ты, мамочка и папочка страшно огорчаетесь из-за того, что я перестала видеть. Но вам не стоит расстраиваться. Ведь это ненадолго. Совсем скоро зрение вернется ко мне. Я это знаю так же, как и то, что ты лучший старший брат на свете.

– Вовсе я не лучший.

– Нет, лучший! Не спорь, я говорю правду. И поэтому мне бывает очень тоскливо, когда я чувствую, что вы грустите. Это говорит мне о том, что я мечтаю о каких-то глупостях, которые никогда не исполнятся. А я знаю, что они исполнятся, и хочу уверить в этом и вас!

– Какая ты милая, самоотверженная и благородная девочка, – подавленно улыбаясь, сказал Антон, – мне бы твою уверенность…

– Что же в этом сложного? – засмеялась она. – Поверь и все. Знаешь, как это замечательно, верить в мечту! Это и есть настоящее счастье! Поверь, в эту самую минуту я на самом деле счастлива!

Как ни странно, Антон не мог в этом усомниться, однако ему самому было далеко не так радостно на душе. Ведь он помнил беспрекословные заявления ведунов, самых могущественных и сильных в королевстве. Помнил, и эта мысль, словно ядовитая пчела, будоражила его сознание, лишая возможности впустить в сердце благотворную веру.

Весь этот день он не отходил от Симы ни на шаг, а вечером, когда пришла пора уезжать и карета ожидала его у парадного подъезда, ему было так тяжело отпустить ее, покинуть на такое мучительно долгое время, что он едва не впал в отчаяние. Но нестерпимая минута настала, и вот он уже находился в карете, с влажными от слез глазами, вспоминая, как испуганно и порывисто хватала его за руку Сима, впервые осознав, что предстоящая разлука вовсе снилась ей, и она действительно теряет своего самого лучшего друга. Она бы, наверное, так и не выпустила его, если б не Аурелия, нежно уговорившая ее отпустить брата.

Антон выглянул в окно кареты, мрачно оглядел проносящиеся мимо высокие дома, величественные медные статуи, красивые изящные мосты, перекинутые через большую, ослепительно сверкающую на солнце, темно-синюю реку. Осознание того, что он не увидит Симу в последующие пять месяцев, приводило его в какое-то болезненное негодование, он чувствовал совершенно не присущую ему, вскипающую злость, которая, кажется, норовила поглотить его без остатка. И ему было немного стыдно от того, что, по-видимому, он не сможет исполнить данное Симе обещание. Хотя, возможно, это было нелепо, неоправданно и просто смешно, вся его неиссякаемая ярость, как бы странно это ни звучало, обрушилась на ненавистную академию, которая, как ему казалось, и вынудила его оставить сестренку. Эта ярость все нарастала и нарастала и, вероятно, ничто не могло погасить ее. Антон молча и угрюмо смотрел в окно, твердо зная, что едва ли станет в академии послушным и безвредным учеником, и эта мысль как будто увековечила его страдания, сделав их совершенно неуемными.