Елена Чутская - Легкими шагами

– Легкие шаги у девочки, – сокрушался младший сержант опергруппы, подбадривая собаку. – Ну, Пальмуша, милая, ищи, ищи…

Невольно чувствуя за собой вину, овчарка смотрела преданно и печально. Поздно спохватились, если бы сразу, а через три дня – какие следы!

После неудачных розыскных мероприятий по всему району волонтеры с ответственными лицами расклеили нежные, трепещущие на осеннем ветру листки с лицом приятным, овальным, с чуть раскосыми глазами и глубокими ямочками на щеках. «Разыскивается… 13 октября… ушла и не вернулась… 1989 года рождения… всех, кто видел, кто знает…»

Никто не видел. Никто не знал. Как в воду канула, в дворовую зловонную лужу, из которой бродячие псы лакали оголтелыми стаями, а потопленные кораблики превратились в грязную жижу…

Шестой «А» лихорадило три недели. Профилактические беседы о собственной безопасности вел сам директор в надежде, что нестандартная ситуация скоро сама собой разрешится, беглянка вернется под сень родного дома, и нарекания со стороны общественности школа, возможно, избежит. Как только на гранитный пол вестибюля ступила лакированная туфелька инспектора из отдела народного образования, директорское упование сменилось тихим отчаянием. Все ожидали наказания, чувствовали – виновны без вины. Кто-то слышал, как в учительской бабушка Лизы кричала с сердечным надрывом: «Сделайте же что-нибудь!». Сделать хотели, но что именно, никто не знал. Шептали соболезнования, пожимали плечами, с чувством исполненного долга расходились по кабинетам.

Дети остро чувствовали смятение взрослых. Пубертатный период давал им особую привилегию, когда нервные окончания телесных оболочек жадно улавливали слабые колебания чужих душевных волнений. На уроках все сидели прилежно, на переменах по углам сбивались в стаи и шепотом обсуждали жуткое происшествие. Девочки убедительно доказывали, мальчики философски опровергали. Взрослые, чувствуя подвох, нахрапом пытались сломить выстроенную стену недоверия. Что-то просочилось, но сущая ерунда, никак не связывающая волнения с дисциплинарным взысканием.

В присутствии следователя кто-то вспомнил один момент, увиденный краем глаза второпях, но и малого было достаточно, чтобы любопытные взгляды полетели в сторону высокого, красивого мальчика в белом поло фирмы Lacoste. Новенького звали Влад Дроздов. Был он из приличной семьи, а в новую школу попал из-за переезда в новую квартиру. В этой семье все, включая мебель, ремонт и кредит в круглую сумму, было абсолютно новым и дорогостоящим.

Исключительная индивидуальность новенького чувствовалась во всем, в манере держаться, в развитой речи, начитанности, в способности думать прежде, чем говорить. Такой феномен потряс не только одноклассников. Уставшие от ученической тупости педагоги, особенно гуманитарии, храбро расправили плечи и наивно предлагали Влада в пример. Такое не прощалось. Но все попытки подловить его после занятий заканчивались провалом. Кто-то успевал Влада предупредить, хотя и так было понятно – кто. Девочки по естественным причинам скорейшей акселерации питали к новенькому особую слабость, и в ту минуту, когда произошло первое знакомство, освещенное его учтиво-наивной улыбкой, пара-тройка сердец дрогнула в любовном предчувствии, предательски учащая пульс. Класс разделился на два лагеря: одни хотели с Владом дружить, другие – избить до потери этого самого пульса из-за собственного бессилия составить ему конкуренцию.

Лиза стояла за правду. Ей удавалось сохранять нейтралитет и в то же время сдерживать мальчишескую ярость. Два раза его пытались подловить за соседними гаражами, но в короткой записочке, так ловко и незаметно вложенной в руку, советовали задержаться после уроков на факультативе по истории, и Влад из чувства самосохранения охотно следовал совету. В джентльменском порыве он пару раз проводил Лизу домой. Поэтому двенадцатилетние ревнивицы нелогичными, только им известными умозаключениями, связали пропажу одноклассницы с Владом и поговаривали о каком-то совсем уж невозможном инциденте, произошедшем между ними то ли в раздевалке, то ли на заднем хозяйственном дворе, но без свидетелей. Утверждали наверняка, клялись-божились, разрисовывали подробностями, украшали деталями. Влад сохранял ледяное спокойствие, вел себя предельно вежливо, только зеленый логотип поло скалился зубатой крокодильей пастью.

В учительской без посторонних ушей три раза его допрашивал следователь. Директор вызывал родителей на откровенный разговор, намекал на известные факты, но мама Влада резко отмела беспочвенные подозрения и убедительно пригрозила скандалом. Новенького оставили в покое. Нелепые слухи подавили в зародыше, не дав буйной детской фантазии переродиться в немыслимую фантасмагорию. Спустя месяц волнения улеглись окончательно.