Алина Альберт - Укрывшись мечтой

– Значит все-таки, влюбилась, да я сразу по тебе заметила, – хихикнула она.

Я покраснела.

– Так кто он?

Я пожала плечами, и будто сейчас провалюсь от стыда, выдавила еле – еле: Тарас, но я не уверена.

Маша рассмеялась, словно я только что рассказала ей неимоверно смешную историю. Она продолжила допрос, и я пожалела о сказанном. У нее была характерная черта следователя – допрашивать и строить предположения. Из всего, что я рассказала, она сделала вывод – виновен, то есть влюблен. Сомнений в Машиных размышлениях не было.

Через пару дней она уезжала с мамой в Анапу и потому погулять подольше у нас не получилось.

Золотистые пряди волос ее мамы то и дело играли на солнце.

– О, мама, ты уже тут!? – сказала Маша.

Я бросила печальный взгляд в Машкину сторону.

– Здравствуйте, жалко, что сегодня так мало погуляли.

– Успеете еще, Агнюш, жизнь она длинная, вы же не собираетесь ссориться? Ведь так, девчонки?

Мы с Мари переглянулись и звонко засмеялись.

– Как дела у мамы, все работает? – спросила мама Маши.

– Сейчас на работе, а вообще мы за городом, как обычно, – я покачивалась из стороны в сторону.

– А дом как, строитесь уже?

– Пока нет, – мне всегда было странно общаться с взрослыми, будто мы равны друг перед другом. Будто знаем друг друга очень давно и можем разговаривать на любые темы. Я смутилась и опустила глаза на асфальтовую дорожку возле моего подъезда.

– Ну, увидимся еще, Агния, маме привет передавай, – закончила она нашу беседу.

Я помахала вслед двум уходящим от меня фигурам.

Когда разговор заходил о Машкиной маме, я непременно вспоминала ее прекрасные кудри, будто у ангелочка, только рыжие. Они нежно спадали на ее плечи и отражали всю мягкость ее характера. Повезло Маше с мамой.

Перед сном у меня была привычка воображать себе свое будущее, иногда, будущее из снов, становилось настоящим, и я видела в этом магию. Магию воображения.

Засыпая в этот раз, я представляла себя и Тараса. Значит и правда влюбилась, подумала я уже сквозь сон.

Пуська скакала по цветному ковру с моим носком в зубах. Смешная она конечно, носок был размером почти с нее, но она отважно боролась.

По приезду в город, она быстро освоилась и нашла все самые лучшие места в квартире. Особенно ей нравилось спать на спинке моего рабочего кресла, за диваном и на моей подушке.

Пуся была больше чем кошкой, за эти пару недель она стала членом семьи.

Конечно, были у нее и пагубные привычки. Например, бывало она делала свои делишки на кровати или прямо в мои туфли. Долгое время мы не понимали почему.

Кошка росла быстро, аппетит у нее был отменный. То и дело с моим махнолапым другом случались какие-то казусы. Когда усы дверь защемит, кстати, усы у Пусьены были будто бы и не ее вовсе, длинные, в две трети кошачьего тельца. А случалось, что и сама себя в зеркале напугается.

Сначала жизнь с ней была не простой, каждые два часа приходилось отпаивать ее молочком из пипетки, Пуся сопротивлялась, мол, не буду я пить вот эту вашу гадость. Позже процесс этот затянул ее, и она стала в знак благодарности впиваться когтями в ноги, быстро перебирая лапами.

То и дело она путала мои руки с игрушками. Стоило только свесить руку с кровати во время сна и от последней грозило ничего не остаться.

Соседские коты Пуську не признавали и пытались задрать ее, поэтому наша «сильная и независимая» особа приходила то с окровавленным носом, то с изодранным боком, хотя поначалу там и выдирать-то было нечего.

И вот из совсем малюсенького котенка, которого приходилось отпаивать из пипетки, она стала превращаться в самостоятельную красивую кошку. А вместе с тем и в полноправную хозяйку дома.

Она демонстративно отказывалась есть то, что было ей не по нраву, не спала с людьми и очень избирательно подходила к дружбе.

Но все это было ничем по сравнению с тем, что я чувствовала к этому махнолапому существу, которое в порыве своей любви могло повредить тонкую кожу моего лица.

Однажды, так и случилось, в порыве нежных чувств нежная подростковая кожа носа была слизана полностью. Нос болел не меньше недели, а выглядел просто ужасно.

Я очень привязалась к ней и изредка стала называть Пусьеной Тарасовной.

Мы пробыли в городе всего пару дней. Дорога до деревни всегда была для меня целым испытанием. Только представьте, я и мама, нагруженные рюкзаками и сумками в каждой руке, к которым в этот раз еще добавилась переноска. Пуся в ней сидела не охотно и при каждой возможности просилась на руки.