Владимир Бонч-Бруевич - Наш Ильич - Воспоминания

— А то я всю ночь не спала, всё о Мане думала. Не случилось ли с ней несчастья…

И она повела меня пить чай с тёплыми баранками.

Я рассказал ей всё, что знал о её дочери: о том, где она встретилась с моей женой, которая в то время работала врачом на фронте, в скольких верстах от фронта состоялась эта встреча, грозит ли Марии Ильиничне опасность, не может ли она попасть в плен.

Уходя, я твёрдо обещал Марии Александровне сообщать ей решительно все сведения, какие буду получать с фронта. Обещал также тотчас же написать моей жене, чтобы она сообщала всё, что будет знать о Марии Ильиничне.

И мы расстались.

И вот наступил день, когда не стало Марии Александровны. Она умерла от воспаления лёгких на руках своей другой дочери, Анны Ильиничны.

Кротко и тихо болела она.

— Я знаю, что более не встану… Силы покидают меня, — говорила она мне, когда я поил её с ложечки кофе. — Я всё думаю о моём Володе… Не пришлось мне его увидеть… Передайте ему мой привет, всю мою любовь!.. — И слёзы навернулись у неё на глазах.

— Мамочка, не расстраивайтесь! — говорила ей Анна Ильинична, еле сдерживая рыдания. — Мы все с вами, и Володя с вами, и все любим вас…

Мария Александровна тихо угасала.

Через два дня её не стало.

Мы дали телеграмму Владимиру Ильичу и Марии Ильиничне на фронт, но к похоронам приехать они не смогли. Владимир Ильич был в эмиграции, Мария Ильинична — далеко, с лазаретом раненых. Телеграмма её отыскала только через неделю.

Хоронили мы Марию Александровну на Волковом кладбище, в Петрограде.

Война разметала в разные стороны многих из товарищей и друзей Ленина. Пришли на похороны Марии Александровны только те, кто был в это время в Петрограде.

Гроб мы несли на руках вдвоём с мужем Анны Ильиничны Марком Тимофеевичем Елизаровым. Могильный холм украсили живыми цветами, которые она так любила.

…Только после Февральской революции Владимир Ильич смог приехать из Швейцарии в Петроград.

Его торжественно встречали в Петрограде рабочие, матросы, солдаты.

На следующий день Владимир Ильич поехал на могилу матери.

Всегда сдержанный, всегда владевший собой, Владимир Ильич не проявлял никогда, особенно при посторонних, своих чувств.

Но мы все знали, как нежно и чутко относился он к своей матери, и понимали, что тропинка на Волковом кладбище к маленькому могильному холмику была одной из тяжёлых дорог для Владимира Ильича.

Окружённый сёстрами и друзьями, Владимир Ильич остановился у могилы, снял шапку и наклонил голову. Бледный, взволнованный стоял он, полный скорби.

— Мама моя, мама!.. — тихо, чуть слышно произнёс он. Безмолвно, низко-низко поклонился он дорогой могиле.

К концу марта 1917 года до нас стали доходить вести, что Владимир Ильич, который тогда был вынужден жить за границей, в Швейцарии, принимает самые энергичные меры, чтобы как можно скорее вернуться в Россию.

В Европе шла империалистическая война, границы между государствами были закрыты, пробраться через них вообще было не так-то просто, а Ленину в особенности. Мы знали, что правительства Франции и Англии — военных союзников царской России — боятся пропустить на родину такого опасного революционера, как Ленин. На содействие Временного правительства, которое образовалось после свержения царизма, конечно, нечего было рассчитывать. Это правительство состояло из людей, которые служили буржуазии. Они не хотели и боялись приезда Ленина.

Мы, большевики, повсюду вели революционную работу. К этому времени силы наши возросли: многие и многие товарищи вернулись из тюрем и ссылки. Время было горячее, напряжённое, и все мы остро чувствовали, как нужен сейчас Владимир Ильич.

И вдруг приходит сообщение, что Владимир Ильич уже в Швеции, немного погодя — что он перебрался в Финляндию и, наконец, что вечером 3 апреля он будет в Петрограде.

Мы узнали об этом поздно, а день был нерабочий. Газеты не выходили, заводы и фабрики не работали, почта — тоже. Но Петроградский комитет партии большевиков сумел дать знать рабочим, солдатам и матросам Питера и Кронштадта о приезде Владимира Ильича.

Часам к семи вечера мы собрались у здания Петроградского комитета и, развернув красное знамя, двинулись к Финляндскому вокзалу. Чем ближе мы подходили к вокзалу, тем больше встречалось нам рабочих. Они тоже шли встречать Ленина.