Петр Яковлев - Рассказы о живой природе

К крыльцу большого двухэтажного дома, что стоит неподалеку от школы, подъехала подвода. Возница – коренастый черноусый мужчина с двустволкой за плечами – ловко спрыгнул с саней и, подбросив лошади сена, накрыл ее попоной и привязал к столбу. Охотник (а это был широко известный в районе промысловик Герасим Федотович) уже хотел было скрыться в сенях дома, как вокруг его саней началась настоящая свалка, сопровождаемая несусветным гвалтом.

Дело в том, что за санями, когда Герасим Федотович проезжал по селу, увязались сначала две дворняги, потом к ним присоединились две-три лайки, и, когда подвода остановилась, это разномастное скопище налетело на сани, разноголосо рыча и тявкая. В санях, однако, оказался надежный сторож – верный спутник Герасима Федотовича во всех охотничьих делах, серая овчарка Полкан. Сначала Полкан не обращал особого внимания на эту хвостатую мелкоту, подбирающуюся к саням, но, когда одна из собак осмелилась прыгнуть в самые розвальни, четвероногий сторож не стерпел и, схватив ее за загривок, швырнул так, что она отлетела по меньшей мере метра на три.

Тут-то и началось. Все собаки (ведь они хозяева села!) пришли в такую ярость, что – не вмешайся в это дело охотник – неизвестно, чем бы все кончилось.

Герасим Федотович вместе с Полканом отогнал собак на почтительное расстояние и восстановил относительный порядок. Полкан снова занял свой пост в санях.

А из ближних домов в это время, на ходу надевая шубенки, уже повыскакивали вездесущие мальчишки, к ним присоединились школьники старших классов, только что закончившие занятия,- и через каких-нибудь пять минут на месте происшествия образовалась толпа человек в пятнадцать-двадцать.

Подошел и я.

– Да что вы ко мне пристали!-добродушно отбивался от ребят Герасим Федотович.- Не я тут хозяин – Полкан.

У него и спрашивайте. Разрешит посмотреть – пожалуйста.

– Что там такое?- не удержался я.

– Не знаем, Петр Иванович. Не хочет показывать,- хором отвечали ребята.

Я поздоровался с охотником и кивнул головой на сани.

– Ну, уж коли Петр Иванович хочет посмотреть, тогда…

Ты как, Полкан, возражать не будешь?

Я подозвал собаку, которая знала меня как одного из приятелей хозяина, и Полкан, спрыгнув с саней, подошел к нам, слегка повиливая гривастым хвостом. Видно было, что он с неохотой покидал свой пост.

– Его добыча, вот и сторожит.- С этими словами охотник откинул брезент, скрывающий поклажу, и мы увидели огромную волчью тушу, растянувшуюся почти во всю длину розвальней. Язык у волка был высунут, на нем и на губах раскрытой пасти застыла хлопьями кровавая пена. Хищно и зло торчали оскаленные клыки, глаза, даже застывшие, смотрели на людей с бессильной яростью и дикой злобой.

Это произвело на некоторых любопытствующих такое впечатление, будто волк был живой. Две-три девочки, втесавшиеся в толпу, вскрикнули от неожиданности и бросились врассыпную от саней, а мальчики постарше подняли их на смех:

– Э-эй, трусихи, мертвого волка испугались!..

Почти все собравшиеся так или иначе видали волков, но такого огромного, сильного и, надо полагать, страшного – никому встречать не доводилось. Естественно, охотник был засыпан вопросами: где, когда, как, при каких обстоятельствах был пойман этот хищник.

– Да тут и рассказывать нечего,- с деланным безразличием заговорил Герасим Федотович, еще больше возбуждая любопытство ребят.- Этого на отраву поймали. Правда, пришлось нам с Полканом гнаться за ним километров пять.

Ну, настигли и добили. Их целая стая была – одиннадцать штук. Этот – вожак. Он из облавы ушел. А в облаве мы их восемь штук перебили. Еще два куда-то пропали. Их сейчас наши охотники разыскивают.

Герасим Федотович достал кисет и не спеша стал свертывать самокрутку. Тут любопытство собравшихся снова прорвалось:

– Герасим Федотович, расскажите про облаву!

Пришлось уступить ребятам. А дело было так.

Белым толстым одеялом покрыто глухое лесное Коштом- озеро. Пушистый снег шапками лег на ветви столетних сосен и елей, шатрами прикрыл молодые деревца, сугробами поднялся на камнях и пнях, во множестве рассыпанных по старым вырубкам. Тихое морозное утро. Почти не шелохнется уснувший, застывший лес. Лишь изредка треснет от мороза сухое дерево или сорвется от собственной тяжести султан затвердевшего снега, да какая-нибудь птичка-синичка пискнет жалобно и тоскливо.