Петр Яковлев - Рассказы о живой природе

В тихий июльский вечер со своим дружком Ефимом Ивановичем (юные читатели тоже знакомы с ним) мы поставили сети в проливе между двумя островами и тихонько плыли на ночлег к западному скалистому берегу. Сидя на веслах, я любовался красотой ясной вечерней зари. Чуть потревоженное зеркало воды отражало все тона пылающей глубины неба, и казалось, что лодка плывет в беспредельном межпланетном пространстве, и только отраженная водой темная полоска леса на другом берегу нарушала волшебную прелесть этого миража.

Мы подъехали к устью безымянного ручья, и Ефим Иванович скомандовал:

– Стоп! Суши весла. Давай-ка, Петр Иванович, закинем здесь на ершей. Тут их раньше тьма-тьмущая водилась.

Опустив камень-якорь за борт, мы забросили все удочки, и не прошло получаса (даже стоявший над лесом золотой шар солнца не успел закатиться в то место, где он ночует), как мы натаскали полный солдатский котелок крупных, словно окуни, и колючих, как ежи, ершей.

С заходом солнца клев внезапно прекратился, рыба отошла.

Старый рыболов хитро прищурил левый глаз, а правый зорко нацелил на темнеющие заросли камыша в устье ручья, отыскивая подходящее место для ночлега.

– Ну, поехали, однако, уху варить. Ох, и уха будет – не уха, а объеденье,-приговаривал он, сматывая свои бесчисленные удочки.

В устье ручья мы обнаружили уже опередивших нас ночлежников. Это были два мальчика-Коля и Ваня, соседи Ефима Ивановича.

– Дедушка Ефим, Петр Иванович, посмотрите, каких окуней мы на луде наловили! – наперебой шумели ребята, показывая свой улов – две больших корешковых корзины окуней, килограммов по пятнадцать каждая.

Артелью мы вытащили обе лодки на берег и вынесли снасти к старому огнищу.

– Ну, вы варите тут ушицу, а я пойду кое-чего попро- мышляю,- хитровато подмигнув мне, буркнул старый охотник, и не успели мы осведомиться, куда и зачем собрался дедушка,- он уже скрылся в зарослях прибрежных кустов.

Мы развели жаркий костер и навесили чайники, потом мальчики почистили рыбу, и вскоре над костром потянуло тонким запахом кипящей ухи.

Я прилег у огня на своей телогрейке и слушал ребячий щебет о том, какой у кого сорвался окунь, у кого щука отхватила новую уду вместе с клюнувшим окунем. Рассказали также ребята презабавную историю о том, как приезжий приятель их, Ленька, прошлым летом ловил на луде окуней со своим дедушкой, которого все звали «дядя Федя», и как с тех пор ту луду прозвали «дяди-Фединой». Уха, меж тем, сварилась, и мы, покликав Ефима Ивановича, принялись за нее в три ложки, так и не дождавшись старого лесовика.

– Что-нибудь обязательно принесет, вот увидите. У него так, впустую, не бывает,- уверенно заключил Коля, знавший Ефима Ивановича, пожалуй, не хуже меня. И ребята стали гадать, что принесет так долго отсутствующий дедушка Ефим, но так ни на чем и не сошлись.

– Гроза будет,- заметил я, обнаружив на горизонте грозовые скопления облаков.- Что будете делать, рыболовы?

– А мы под лодку! Не впервые, Петр Иванович.

Да и с вами уж не первый раз… Помните, позапрошлым летом тоже в грозу попали…

– Во! Молния!-заметил Коля.

– А грома не слышно… Почему, Петр Иванович?

– Далеко. Не дошел звук, растворился.

И мы, действительно, никакого грома не услышали, а вместо этого из зарослей со стороны устья донесся вдруг необычный отрывистый лай, затем визг. Ребята оживились: что бы это могло быть? Уж не Шарик ли прибежал в такую даль и отыскал своего хозяина – Ефима Ивановича? Но вот из зарослей камыша на середину протоки выскочил целый выводок кряковых утят. Птенцы были явно чем-то напуганы; сопровождаемые встревоженно крякающей матерью, они улепетывали по воде, работая одновременно и лапками и еще не обросшими крыльями. В камышах же, откуда появился выводок, сначала послышался приглушенный визг, хлопанье крыльев, а потом и стон умирающего селезня…

– Кто это? – почти одновременно спросили ребята.

– Наверно, лиса. По лаю похоже,- предположил я.- В это время вода теплая, и лиса не боится смокнуть, потому она с удовольствием охотится за утятами. Плавает же она не хуже любой собаки. А утята – самое вкусное кушанье для молодых лисят.

В лесу, меж тем, все смолкло, зато ясно послышались отдаленные раскаты грома, и налетевший порывом ветер зашумел в верхушках деревьев, заиграл листвой в кронах стоявших рядом берез.

– Налетай на уху – гроза!-зашумели ребята и принялись за остывающую, позабытую на время уху.

– Съели, небось, и мне ничего не оставили,- раздался вдруг над костром нарочито сердитый голос Ефима Ивановича.- Ну, тогда и от меня вам ничего не будет…