Журнал «Пионер» - Пионер, 1951 № 04 АПРЕЛЬ

Семья Кны уехала в охотничье стойбище за пятнадцать километров от зимовки. Кны взяли с собой. Однажды во время охоты медведь ранил любимую собаку Кны - ту, что спасла ему жизнь в день встречи с медведицей, - это она первой кинулась на медвежат.

Отец Кны хотел пристрелить искалеченную собаку, но мальчик сказал: «Я спасу её. Я отвезу её к доктору, который вылечил меня». На санках он повёз раненую собаку на зимовку.

Доктор оказал, что собаке можно сделать операцию: отнять сломанную в трёх местах лапу, наложить швы на разорванный бок, - но собака всё равно останется калекой и работать не сможет. Кны ответил:

- Я знаю. Но это мой друг! Она пострадала потому, что смелая. И я буду вею жизнь кормить её и заботиться о ней. Только бы она была жива!

Трое суток Кны прожил на зимовке. На четвёртый день он бережно уложил забинтованную собаку на санки и тронулся в обратный путь.

На полдороге путешественников застала пурга. Однако мальчик и теперь не растерялся. Он выкопал в снегу яму и улёгся в ней вместе с собакой, укрывшись оленьей шкурой. Скоро их занесло снегом. У Кны была с собой палка. Он проделал в снегу дырку, чтобы был доступ воздуха, и просидел в этом логове двое суток

Когда пурга кончилась, Кны благополучно вернулся домой. Он сделал для больной собаки отдельный домик, постелил в нём для тепла оленьи шкуры я выхаживал свою любимицу долго и терпеливо.

Через месяц собака уже ковыляла на трёх ногах. Когда она видела Кны, то с ласковым визгом бросалась к нему, лизала руки, всячески выражая свою преданность.

Доктор, который по просьбе Кны сделал собаке операцию, не звал, что его необыкновенная пациентка поправилась, и был очень обрадован я тронут, когда Ены явился к нему с подарком - рослым, крепким щенком. Это был щенок от выхоженной Ены собаки.

…Прошло время. Из Кны вырос отважный охотник и прекрасный человек. Он был одним из первых комсомольцев в своём крае и пользовался большой любовью и уважением зимовщиков.

Впоследствии я узнал, что Ены стал начальником зимовки.

Герой Советского Союза Илья Павлович Мазурук - мой старый знакомый. Мы дружили ещё в то далёкие времена, когда были вихрастыми мальчишками и жили в тихом городке Липецке.

Прошло много лет. Мы оба стали лётчиками и встретились далеко от родного Липецка, на Севере.

По тому, Как Маэдук говорил о работе, я пошл, что он крепко полюбил своё дело и с большим удовольствием работал на. линии, которую я открывал: Хабаровск - Сахалин.

Я не был в этих краях четыре года, и у Ильи Павловича, конечно, нашлось что мне рассказать.

- На линии Хабаровск - Сахалин, - с нескрываемой гордостью начал он, - мы теперь летаем в любую погоду. Правда, бывали у меня пренеприятнейшие обстоятельства. Один раз чуть в Татарский пролив не хлопнулся… да не один, а с пассажирами…

- Как это тебя угораздило?

- Мелочь, неаккуратная заправка самолёта, - и вот чуть не погибли четырнадцать человек и машина.

Дело было так. В один из пасмурных зимних дней, когда в воздухе крутится мельчайшая ледяная пыль, мне было дано задание спешно перебросить на Сахалин двенадцать пассажиров и двести килограммов почты.

Ни мне, ни механику, ни даже пассажирам не было в диковинку летать в такую погоду. Поднялись, легли на курс и через два часа были уже на полпути к Нижне-Тамбовской. Ещё через час я оставил позади торосы Амура. Теперь под нами море, никогда не замерзающий Татарский пролив. Только сорок километров отделяют нас от Сахалина, но эти километры - сплошная вода. И именно тут у меня вдруг сдал средний мотор!

…Самолёт быстро снижался. Единственная моя мысль - во что бы то ни стало идти вперёд, тянуть самолёт как можно ближе к берегу… Оставшиеся исправными моторы работают на полном газу, но машина продолжает снижаться. Сбрасываю рукавицы, чтобы как можно точнее вести машину. Ладони моментально прилипают к штурвалу. Белеют концы пальцев, но мне не до этого: речь идёт о жизни двенадцати пассажиров.

Машина продолжает снижаться.

Вижу, что единственный выход - облегчить машину. Приказываю механику немедленно выбросить за борг почту, инвентарь и чемоданы пассажиров.

Пока механик выкидывал почту и инструменты, пассажиры с недоумением следили за ним. Но когда дело дошло до их чемоданов, поднялся спор. Дорожа каждой секундой, механик кое-как объяснил положение. А машина, пока он уговаривал пассажиров, продолжала снижаться. Мы шли уже на высоте двухсот метров…