Тамара Михеева - Янка [litres]

– Ну и что! Я и не собиралась ничего исправлять, просто… мне самой так спокойнее, и вообще. Пусть я только одному человеку помогу, не имеет значения! И не говори, что это эгоизм!

Майка плечами пожала: мол, и не думала даже. И было понятно, что как раз это она и хотела сказать.

– Ты не видела, как они жили, Май. Ну ладно Таль, он уже большой, но вот сестры его, особенно Маруська… Представляешь, она ни разу в жизни не ела шоколадных конфет! Я когда к ним пришла, принесла, она тогда их только попробовала!

– Ну и что? Подумаешь, конфеты!

– Ну да как… – Янка замолчала.

Она не могла объяснить. Конфеты, конечно, не хлеб, подумаешь, трагедия! Зубы будут целее. И все-таки, все-таки…

– Ладно, Май, забыли…

– Ну чего ты сразу обижаешься?

– Да не обижаюсь я… просто…

Договаривать не стала. Как-то Майка поглупела за этот год, что ли. Все ей надо объяснять. А раньше они друг друга понимали с полуслова. Мимо прошел Таль с охапкой хвороста, весело посмотрел на девчонок. И Янка поняла, что соскучилась. По нему, когда они вдвоем.

Трудно делать вид, что человека не существует, когда идешь пять дней подряд бок о бок, спишь в одной палатке и ешь из одного котелка. Тем более если раньше этот человек много для тебя значил. В последний вечер ночевали на Караби, самом большом плато в Крыму. Они разбили лагерь в ложбинке на краю яйлы, у старого колодца рядом с буком. Тарас рассказывал про черного спелеолога, Аннушка заваривала чай, все ребята сидели у костра. Вдруг Янка заметила, что Вари нет. И ей как-то не по себе стало. «Подумаешь, – тут же одернула она себя, – куда она денется? В туалет, наверное, пошла». Но Варя все не возвращалась и не возвращалась. Таль перехватил Янкин взгляд и кивнул куда-то в сторону раскинувшейся за ее спиной яйлы. Янка оглянулась и увидела, что там бродит кто-то в одиночестве. Она незаметно встала и отошла от костра.

Ей не хотелось с Варей разговаривать. И что она скажет сейчас, когда подойдет? Но ноги двигались будто против ее воли. Варя посмотрела на Янку удивленно и села на груду белых камней, поросших травой. Молчаливо лежала перед ними Караби.

– Сначала, – сказала Варя, не глядя на Янку, – было вроде ничего. Мама была такая счастливая, а со мной он не очень-то разговаривал. Да я и сама, когда узнала, что он твой отец… Но он все время придирался. По всяким мелочам. То дверью я громко хлопаю, то на столе не прибираю, то могла бы посуду помыть… Будто я не мою! И вечно все ему знать надо: где была, с кем была, какие оценки, как тренировка прошла… Изображает из себя доброго папочку! А сам все время лезет не в свое дело! У меня тренировки допоздна, я еле до дома дохожу, а он тут со своей посудой. Маму стал уговаривать, чтобы она с работы ушла. Ну, она, конечно, ни в какую. «Ты, говорит, поиграешь и бросишь, а мне дочь растить». Они и не ругались даже, а так все, шутками, любовь ведь… А я прямо видеть их не могла! Даже сбежала однажды.

– Сбежала?

– Да. Два дня у Сони ночевала. Потом мама меня нашла, уговорила вернуться. Ну, ты же ее знаешь, она чуть что – сразу в слезы. Я терпеть не могу, когда она так делает: заставляет слушаться, через слезы свои…

Янка не знала. Она вообще Варину маму видела пару раз всего. Ну, не пару. Но даже имени не помнила бы сейчас, если бы не папа. Варя рассказывала и рассказывала, будто всю скопившуюся желчь, обиду и вину хотела излить, затопить ими все плато. Янка и узнавала, и не узнавала в ее рассказах своего отца. Он всегда был строгим, и с Янкой, и с Ростиком тоже. Но он и щедрый был, и внимательный, и добрый.

– Что тебе подарили на Новый год? – перебила вдруг Янка.

– Что?

– Что они тебе на Новый год подарили?

– Кроссовки новые… а что?

– Ничего. Извини, что перебила.

Но Варя все равно замолчала и дальше рассказывать не стала. Они сидели рядом, и Янка думала о Варе и об отце. Разве приятно, когда чужой человек права качает? Тут бабушка с дедом, родные, любимые, и то Янка еле терпит и все время срывается, а там какой-то мужик чужой… Янка бы, наверное, тоже сбежала.

– Это ведь твоя мама его не простила, – вздохнув, сказала Варя.

– В смысле?

– Ну… он не хотел от вас уходить. Твоя мама про них узнала и его выгнала.

Янка не ответила. Она смотрела на Караби, залитую лунным светом. Отчего-то казалось, что яйла медленно течет, движется. Янка пыталась вспомнить те дни, когда все началось. Она ничего не замечала. Совсем. Была погружена в какие-то свои заботы. Родители и раньше ссорились. Но в тот раз не было ни криков, ни маминых истерик, ни папиного «я больше так не могу». Были тихие разговоры за закрытыми дверями. Потом их и вовсе отправили к бабушке Лене. Потом сообщили о разводе и отъезде.