Леонид Гальперштейн: По следам «Золотого ключика»

Между бидончиками — ведёрко. Из него сыплется на ленту белый порошок — не то соль, не то сахар.

Видите — лента сама едет, совсем как в метро «лестница-чудесница». Сейчас я на ней прокачусь!

Ой, приклеился, как муха к липкой бумаге! Дёргаю ногами изо всех сил, да только всё хуже прилипаю. Лента горячая, как кипяток, а тут ещё белый порошок в рот попал. Кислый-прекислый, как лимон! У меня даже в глазах зарябило.

А зелёная краска всего меня испачкала: и костюм, и лицо, и руки, и ноги…

Что же теперь со мной будет? Помогите! Помогите!

Никто не слышит, а тут новая беда: лента переехала через валик и водопадом понеслась вниз. Здесь всё крутится, вертится, ленту в ком сбивает — прямо водоворот леденцовый. Нет, не выбраться теперь, вомнёт меня в этот ком…

Вдруг я услышал голос:

— Это что здесь за ящерица зелёная приклеилась? Буратино, ты как сюда попал? Ведь это карамельная масса, на ней не катаются.

— Ну и пусть масса, а зачем же ещё сыпать кислый порошок и лить разные капли?

— Порошок — это лимонная кислота. Она размешается— и будет карамель с кислинкой, как настоящее яблоко. И запах будет яблочный от капель, и цвет яблочный, зелёненький. Да ты не горюй, эта краска не ядовитая и легко отмывается. Идём, я тебя умою.

— А теперь смотри, Буратино, как мы делаем карамель. Это вот катальная машина, словно жёлоб, а в нём скалки вертятся. Эти скалки катают большой пирог из карамельной массы. А в середину пирога — видишь? — трубка идёт, по ней ползёт яблочная начинка. Там, где жёлоб кончается, колесики тянут из пирога длинную змею. У змеи внутри — начинка.

— Пустите меня, я сам посмотрю! Я никуда больше не влезу, буду умненький-благоразумненький.

— Ну, смотри сам, — говорит работница. — Только будь осторожен. Слышишь, как гремит формовочная машина? С этой машиной шутки плохи.

Смотрю я на формовочную машину — там ужас что делается!

Две стальные гусеницы, как у трактора, крутятся, бегут с громом и лязгом. Хватают змею с начинкой, жмут её, давят, рубят на отдельные карамельки. Из того места, где гусеницы расходятся, готовые карамельки так и выпрыгивают, словно лягушата. Быстро-быстро, глазом уследить не успеешь! Видите — вон они внизу, справа.

Карамельный цех мне понравился, только «Ключиков» там не делают. Пошёл я дальше по фабрике и вот куда забрался. Видите, какие мешки большие? А что это на них написано: «Сосоа»? Разве их сосут?

— Тут не по-русски написано, а по-английски, — объясняет рабочий. — Английская буква «С» — это как русское «К».

— Значит, как же это? Получается «Кокоа»?

— Ну, по-английски «Кокоа», а по-русски «Какао». Понял теперь? В мешках — сырые какао-бобы. Они выросли на деревьях в Африке. Жаркое, тропическое солнце палило эти деревья, попугаи и обезьяны резвились на них. А когда какао-бобы созрели, их привезли к нам. Мы из них делаем шоколад. Каждая шоколадка — это привет из тропиков.

Тут бобы из мешка посыпались по трубе вот в эту большую круглую печку. От печки жаром так и пышет. Весёлый рабочий нажал на рычаг и сказал:

— Смотри! Снизу сыплются уже обжаренные какао-бобы. Сейчас их размелем и будем делать шоколад.

Я поскорее попробовал один боб. Он и правда немного пахнет шоколадом, только горький. Пришлось выплюнуть. А кругом-то всё чистенькое, так и блестит. Наверно, здесь нельзя плеваться.

Убежал я от этого рабочего и попал в большой зал. Полы здесь из блестящих плиток, как в метро. А шум такой, будто поезд подходит. Больше всех шумят вот эти высокие машины. В них что-то хрустит, трещит, грохочет. Снизу уже не молотые какао-бобы сыплются, а льётся густая жижа вроде сметаны, только коричневая. Вот как бобы там раздавились! От такой машины лучше держаться подальше.