Евгений Рахимкулов: Лапа на счастье

© Евгений Рахимкулов, 2016

© Анастасия Рахимкулова, дизайн обложки, 2016

© Анастасия Рахимкулова, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4483-2796-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В детстве у меня никогда не было попугая. Даже маленького, волнистого. А как хотелось! Не собаку, не кота, не черепаху, не хомячка, а именно попугая. Чтобы он кувыркался на жёрдочке, кривлялся перед зеркалом и разговаривал.

И вот я, бородатый дядька, стоял тёплым сентябрьским вечером посреди зоомагазина и разглядывал попугаев всех цветов и пород. И чем дольше я их разглядывал, тем больше думал о том, что если бы мне в детстве кто-нибудь подарил попугая, я был бы безмерно счастлив. Думал я об этом неспроста. Сашке, моему сыну, сегодня исполнялось пять лет. И я решил, что если он вместо машинки или пистолета получит в подарок живого попугая, то, наверное, тоже очень обрадуется.

Какого же взять? Может, красного, с хохолком? Или того синего, без хохолка, но очень громкого? Я долго выбирал, стоя у клеток с птицами. И остановился в итоге на маленьком жёлтом с чёрными точками на крыльях и хвосте и белым пятном на груди. Этот попугай сидел в углу большой клетки чуть в стороне от остальных. Он время от времени пощёлкивал клювом и смешно вытягивал шею, словно думал, что он и не попугай вовсе, а какой-нибудь жираф.

Окрас попугая тоже слегка напоминал жирафа. И за эту расцветку и вытянутую шею мы в семье дружно прозвали его Жирафчиком.

Подарок мой попал не в бровь, а в глаз. И глаз у Сашки, а точнее, оба глаза, когда он схватил клетку с попугаем, заблестели тем самым безмерным счастьем, каким, наверняка, заблестели бы и мои глаза, если бы кто-нибудь в детстве подарил мне попугая.

Сашку теперь оторвать нельзя было от клетки с Жирафчиком. Целыми днями он кормил его, чесал ему соломинкой перья, подвешивал в клетку игрушки, учил разговаривать.

– Скажи: Жи-раф-чик, Жи-раф-чик, – старательно выговаривал Сашка, сидя перед клеткой.

А попугай в ответ.

– Чик-чик-чик!

– Пап! Он уже конец своего имени выучил!

– Молодец! Тренируй дальше, – сдержанно похвалю я сына.

А сам-то радуюсь не меньше. Попугай! Наш! Настоящий! А вдруг и в самом деле заговорит! Но чувства свои скрываю.

Сашка тренировал Жирафчика почти полгода. Но кроме «чик-чик-чик», попугай больше ничего так и не выучил. Сашка не терял надежды и пытался учить его всё новым и новым словам.

Как-то вечером возился он с Жирафчиком и вдруг спросит меня.

– Пап!

– Чего?

– А попугай – это же птица?

– Конечно, птица.

Сашка задумался и почесал затылок.

– Пап!

– Что?

– Так ведь птицы-то летать должны.

– Должны, – согласился я.

– А наш Жирафчик только по клетке скачет. Ему, наверное, очень полетать хочется. Может, он от того, что не летает, грустит. Выпустим его немного полетать, а?

– Ну, давай, выпустим.

Когда мы открыли дверцу, попугай испуганно забился в угол клетки. Там он сидел минуты две или три, вытягивая шею и сердито чирикая. Но вот любопытство взяло верх над страхом. Жирафчик подскочил к выходу и стукнул клювом по крайним прутикам. И тут же отскочил.

Так он повторил ещё пару раз. А потом – скок и выпрыгнул из клетки. Прищурился, посмотрел направо, налево, раз – и уже на люстре, два – и уже на диване!

– Летает! Летает! – закричал сын.

С тех пор мы каждый день выпускали Жирафчика полетать.

Прошло ещё несколько месяцев. Наступила весна. Мы всё чаще приносили себя в жертву на дачном участке и всё реже занимались телепоклонничеством. Но телевизор временами всё же съедал час-другой нашего времени. Так было и в ту пятницу. Мы с женой устроились перед экраном. А Сашка… Он не променял бы Жирафчика и на тысячу телевизоров сразу. Конечно же, он возился у себя в комнате с попугаем.

Я уже не помню, какой был фильм, помню только, что в телевизоре вдруг закричали. Закричали не от боли, не от страха, а от горькой обиды, отчаянно, высоким голосом, совсем по-детски.

Когда я ещё только сообразил, что вопят не в телевизоре, а у нас дома, жена уже была на полпути к комнате сына. Я – за ней.

На полу весь в слезах сидел Сашка. На подоконнике стояла пустая клетка. А распахнутая настежь форточка лучше всяких слов объясняла, что произошло. И я подумал, что если бы в детстве кто-нибудь, подарил мне попугая, а он потом улетел в форточку, я бы, наверное, вопил и плакал не меньше Сашки.