Даниэль Пеннак: История Эрнеста и Селестины

Но с незапамятных времён каждую ночь мыши надевают свои рюкзачки и идут отовариваться в верхний мир. Разумеется, не попадаясь на глаза и двигаясь как можно бесшумнее. Потому что если какой-нибудь медведь заметит у себя в доме мышь… О, если медведь заметит мышь, ужас что может произойти!

Мыши с зелёными рюкзачками приносят корочки хлеба, горошины, макаронины, конфеты, орешки, кусочки сахара, виноградины, обрезки сыра, вишни (когда они поспевают) – словом, всё, что нужно, чтобы прокормить нижний мир.

Мыши с красными рюкзачками приносят лоскутки, пуговицы от штанишек, застёжки-молнии, заколки, шнурки, нитки, шерстяную пряжу – словом, всё, что нужно, чтобы одеть нижний мир.

Мыши с серыми рюкзачками приносят гвозди, шурупы, кнопки, булавки, провода, изоленту, батарейки – всё, что нужно для благоустройства нижнего мира.

А мыши с белыми рюкзачками…

СЕЛЕСТИНА: Стоп, Автор! СТО-О-ОП! Ты не имеешь права рассказывать, что носят в белых рюкзачках! Это тайна! Только мышь может сказать, что носят в белых рюкзачках! И то не всякая, а только та, которая сама с таким ходит!

АВТОР: Прямо как ты, Селестина, в начале этой истории?

СЕЛЕСТИНА: Вот именно!

АВТОР: Тогда скажи! Что ты носила в своём белом рюкзачке?

СЕЛЕСТИНА: Не сейчас! Сначала надо рассказать, что было сначала.

АВТОР: Что было сначала?

СЕЛЕСТИНА: С чего началась вся история! Завязка, если тебе так больше нравится.

НАЧАЛОСЬ всё с того, что у малыша Леона выпал первый молочный зуб. Кто такой малыш Леон? Малыш Леон – медвежонок, капризный сынок Жоржа и Люсьены. Кто такие Жорж и Люсьена? Папа и мама малыша Леона, ясное дело! Жорж – здоровенный тёмно-бурый медведь, а Люсьена – кругленькая такая светло-бурая медведица. Жоржа вы, впрочем, знаете, у него кондитерская напротив школы, и он на переменах продаёт вам сладости. С Люсьеной вы познакомитесь позже, когда вырастете: через улицу от кондитерской она делает новенькие зубы, чтобы заменять ваши собственные, испорченные сладостями Жоржа.

Так вот, в ту ночь Селестина (с белым рюкзачком на спине) забралась в дом Жоржа, Люсьены и Леона. Она прокралась в спальню малыша Леона, спряталась в тапочке и принялась рисовать.

(Ах да! Я забыл сказать, что Селестина обожает рисовать. Левой рукой, потому что она левша. С малых лет она рисует всё, что видит, и всё, что ей в голову взбредёт. Это её страсть. Больше всего на свете она любит рисовать и писать красками, только об этом и думает, только этим и занимается, только этим и живёт, и началась-то вся наша история из-за этой её страсти.)

Селестина рисовала Жоржа и Люсьену, которые в тот момент любовались зубиком, только что выпавшим у Леона.

– Смотри, – говорил Жорж, – у Леона выпал первый зубик!

– Прямо жемчужинка! – воскликнула Люсьена.

– И никаких следов сахара! – заметил Жорж.

– Вфо равно я пвохо выгляву бев вуба, – проворчал Леон из фвоей кроватки (простите, из своей кроватки).

– Не плачь, мой хороший, вот Мышка придёт… – сказала Люсьена.

– Какая мыфка? – спросил Леон.

– Сказочная Мышка, – объяснила Люсьена.

– Не флыхал про такую.

– Потому что у тебя ещё не выпадали зубки!

– Какое ей дело?

– То-то и оно, что дело, сынок! – воскликнул Жорж. – Твоя первая сделка, мой медвежоночек!

– Я положу твой зубик под подушку, – с улыбкой объяснила Люсьена, – и, пока ты спишь, Мышка положит вместо него денежку!

– Больфую денефку? – спросил Леон.

– Евро, – предположила Люсьена.

– Два, – заспорил Леон.

– Ладно, два, – согласился Жорж.

– Вфо равно это глупости, – заключил Леон, – фкавочных мыфек не бывает!

Тут Селестина прыснула. На неё напал такой неудержимый смех, что всё её тельце сотрясалось. И она выронила карандаш.

«Тук!» – карандаш упал на пол.

– Что это стукнуло? – спросил Жорж, настораживаясь.

«Тьфу ты!» – подосадовала про себя Селестина. Она забилась поглубже в тапочку, едва осмеливаясь дышать, и выждала некоторое время. Потом, решив, что опасность миновала, с превеликой осторожностью высунулась, чтобы подобрать свой карандаш.

– МЫ-Ы-ЫШЬ! – завопила Люсьена.

– ГДЕ? – взревел Жорж, хватаясь за веник.

– ТА-А-АМ! – вопила Люсьена.

«Шарах!» – обрушился веник на Селестину. Она едва успела отскочить в сторону. «Шарах! Шарах! Шарах!» – не унимался веник. Мимо! Мимо! Опять мимо! Селестина нырнула в тапочку и подхватила свой белый рюкзачок.