Эрнст Гофман: Принцесса Брамбилла

- Джачинта, - прервала ее старуха, и глаза ее лукаво блеснули. - Джачинта, ты угадываешь мои мысли, а я твои. Пускай кто угодно наденет это платье принцесса, королева или фея, все равно, - первой должна в него нарядиться моя Джачинта.

- Никогда! - заявила девушка.

Однако старуха, взяв у нее из рук платье, бережно повесила его на спинку стула и принялась расплетать косы девушки, потом искусно уложила их в изящную прическу и, вынув из шкафа маленькую шляпку, отделанную цветами и перьями, которую маэстро Бескапи заказал ей к этому платью, прикрепила ее к темно-каштановым локонам Джачинты.

- Дитя, уж одна эта шляпка дивно как идет тебе! - воскликнула старая Беатриче. - А теперь снимай кофточку!- добавила она и стала раздевать Джачинту, которая в своей милой стыдливости больше не смела ей противиться.

- Гм! - бормотала старуха, любуясь девушкой. - Какой нежный изгиб затылка, какая лилейная грудь, до чего хороши эти алебастровые руки! Поспорят красотой с руками самой Медицейской, да и Джульо Романо7 не рисовал более прекрасных! Хотелось бы мне знать, какая принцесса не позавидует в этом моему милому дитятку!

И когда она накинула на девушку роскошное одеяние, казалось, ей помогали незримые духи. Все ладилось, каждая застежка пришлась к месту, каждая складка ложилась сама собой; невозможно было поверить, что оно шилось не на Джачинту.

- О, святые угодники! - воскликнула старуха, когда Джачинта встала перед ней в этом блестящем наряде. - Право, ты вовсе не моя Джачинта. Ах... Ах, как вы прекрасны, всемилостивейшая принцесса! Но постой! В комнате должно быть светло, как можно светлее. - Старуха кинулась за освященными свечами, которые сберегла с самого праздника пресвятой девы Марии, и зажгла их. Джачинта стояла теперь, вся залитая лучезарным светом.

Пораженная ее изумительной красотой и еще больше изящной, благородной манерой, с какой она прохаживалась по комнате, старуха всплеснула руками и воскликнула:

- Ах, если бы кто-либо, если бы все дамы и кавалеры на Корсо сейчас увидели вас!

В эту минуту дверь внезапно распахнулась, Джачинта с криком бросилась к окошку. В комнату вошел молодой человек и остановился, в изумлении застыв, как статуя.

Пока он так стоит, безмолвный и недвижимый, ты можешь, любезный читатель, не торопясь его рассмотреть. Ты увидишь, что ему не больше двадцати четырех двадцати пяти лет и что у него очень красивая, благородная внешность. Только его костюм покажется тебе несколько странным, ибо порознь каждая его часть безукоризненна по цвету и покрою, но в целом они не вяжутся между собой и режут глаз своей пестротой. Вдобавок, при всей опрятности одежды, в ней чувствуется бедность: по кружевному воротнику заметно, что на смену ему есть только еще один, а перья, которыми украшена надетая набекрень шляпа, не разваливаются только потому, что скреплены проволочкой и нитками. Ты, конечно, уже понял, мой благосклонный читатель, что этот столь странно одетый молодой человек не может быть никем иным, как довольно тщеславным актером, заслуги коего перед искусством невысоко ценятся, и ты прав. Коротко говоря, это тот самый Джильо Фава, который задолжал старой Беатриче два паоли за стирку кружевного воротника.

- Ах, что вижу я! - заговорил наконец Джильо Фава таким выспренним тоном, словно стоял на сцене театра "Аргентина". - Иль это сон, который снова меня обманывает? Нет! Это она сама, божественная! Отважусь ли я обратиться к ней со смелыми словами любви? Принцесса, о принцесса!

- Не валяй дурака! - отозвалась Джачинта, быстро поворачиваясь, - и прибереги свои выкрутасы на завтрашний день.

- Да разве ж я не знаю, что это ты, моя прелестная Джачинта? - переведя дыхание, с принужденным смешком ответил Джильо. - Но скажи, что значит сие пышное одеяние? Право, никогда еще не казалась ты мне столь прекрасной; я был бы рад всегда тебя лицезреть в таком убранстве.

- Вот как? - вспыхнула от возмущения Джачинта.- Значит, этому атласному платью и шляпке с перьями обязана я твоей любовью? - С этими словами она быстро ускользнула в соседнюю комнату и, скинув блестящий наряд, вернулась одетая в свое обычное платьице.

За это время старуха потушила свечи и хорошенько пробрала нескромного Джильо за то, что он испортил всю радость Джачинте, и к тому еще довольно неучтиво дал понять, насколько она прелестнее в этом богатом наряде. Джачинта, вернувшись, усердно вторила этому нагоняю, пока Джильо - весь смирение и раскаяние - не упросил их выслушать его, клянясь, что его изумление было вызвано необычайным стечением совсем особых обстоятельств.