В Губарев - Преданье старины глубокой

Натяни свой лук и стрелу пускай!

А другая стрела уж в тебя летит,

Уж в тебя летит, твою грудь пронзит...

От простой, но щемящей сердце мелодии Тане стало грустно. Она взглянула на князя, но тот, освободившись от своих страхов, был уже весел. Он вытягивал шею, прислушиваясь к чему-то, и в efo широко открытых глазах отражались два месяца.

- Чуете? - спросил он.

- Хорошо поют, - сказал Игорь, - только уж очень печально.

- Я не про то! - досадливо передернул плечами князь. - Чуете, кузнецы молотами стучат?

Брат и сестра прислушались: действительно, из разных концов Великого Новгорода доносились в кремль десятки звонких ударов по железу.

- Дядя наказал, - пояснил князь Игорь, улыбнувшись, - чтоб кузнецы днем и ночью новые доспехи, мечи да копья ковали! И чтоб старые правили, паче есть такие, что на прошлых ратях повреждены были! Каков звон? Душе радостно! Пошли, братие, по граду!

Размашистой походкой князь двинулся к запертым воротам кремля, но вдруг отлетел назад и упал навзничь.

- Холоп задушный! - яростно закричал он стражнику, вскакивая на ноги. - Как посмел ты князя толкать? Велю, поганый, плетьми запороть! - И он с силой ткнул стражника кулаком в лицо.

Таня вскрикнула, но брат зажал ей ладонью рот:

- Молчи, Танька, это же девятый век!..

- Прости, княже, - бормотал между тем испуганный стражник, вытирая рукавом кафтана брызнувшую из носа кровь, - не признал тебя в сем дивном платно... А князь Олег повелел не впускать и не выпускать никого: вельми много ныне пьяных во граде...

В сумраке крепостной стены заливчато заржал оседланный жеребец. Несколько коней на привязи рванулись от него в сторону, толкаясь и гулко, на весь кремль, стуча копытами.

- Чьи сии кони? - спросил князь Игорь мирным тоном: возможно, ему уже было стыдно своей горячности.

- Волхвы приехали.

- Зачем?

- Не ведаю о том, княже. Волхов нам наказано в любое время в детинец пропускать.

- Отомкни ворота!

- Не случилось бы беды, княже... Не велел князь Олег...

- Отомкни, холоп! - снова вспыхнул юный князь.

Стражник загремел запором, и трое отроков вышли из кремля.

Здесь, за крепостной стеной, отчетливей стали слышны звонкие удары молотов: динь-дон, диньдон... А город уже спал, смолкли песни. Лишь коегде на улицах чуть поблескивали догорающие костры. На траве там и тут похрапывали захмелевшие воины. За стеной низенькой хижины всхлипывал и глухо причитал страдальческий женский голос:

- Ох вы, детоньки мои милые, покинет вас родной батюшка... Ох, на смерть пойдет ваш свет-батюшка...

Застучал на волховской пристани колотушкой ночной сторож:

- Чу-ую...

В конце города, словно перекликаясь, застучал другой сторож.

Шли отроки по темным улицам и чем дальше уходили от кремля, тем звончей летели в ночь удары кузнечных молотов: динь-дон, динь-дон... Ковал Великий Новгород победу над Аскольдом и Диром. Недаром светилось в тереме окно Олега...

Князь Игорь вдруг остановился, прислушиваясь. Позади стучали копыта, все ближе, ближе. Вот зафыркала невидимая лошадь.

- Кто бы это? - забеспокоился он. - Не ровен час, лихие люди, головники... Время позднее...

В темноте прорезались силуэты всадников.

- Волхвы, - облегченно вздохнул князь и пожал плечами: - Не ведаю, зачем они по ночам ездят.

Всадники поравнялись с тремя отроками и неожиданно спешились:

- Хватайте их! - сипло крикнул кто-то. Прежде чем отроки опомнились, сильные руки скрутили Таню и князя Игоря, заткнули рты тряпками и подняли на крупы лошадей.

- Что вы делаете?! - отчаянно закричал Игорь.

Но всадники уже ускакали, топот копыт скоро затих в ночи.

По темной улице к кремлю стремглав бежал мальчик в княжеском платно. Задыхаясь, что было сил заколотил он кулаком в ворота:

- Откройте! Пустите меня к князю Олегу! Скорей, скорей, откройте!..

ПЕРУНОВА ГОРА

Таню и князя Игоря волхвы везли на своих борзых конях бесцеремонно и жестоко. Словно мешки с гречихой, свешивались связанные отроки с крупов лошадей.

От бешеной скачки и тряски, от режущей боли в стянутых ремнями суставах Таня то и дело теряла сознание. Ее голова с распустившимися светлыми косичками билась о волосатый бок лошади, но когда она приходила в себя, не чувствовала едкого запаха сбруи и конского пота. Было только мучительно больно; в горячей, затекшей кровью голове мелькали синие огни, и она снова теряла сознание.

Потом Таня почувствовала, что ее снимают с лошади и кладут на землю. Она открыла глаза и увидела над собой звезды. Месяц давно скрылся за лесом, и снующие вокруг силуэты волхвов в длинных платно, похожих на поповские рясы, казались призраками. Она застонала, но звука своего голоса не услышала, потому что ее рот был забит противным тряпичным кляпом. В горле пересохло, очень хотелось пить.