Николай Печерский - Красный вагон

А тут и провожатых почти не было. Десятиклассники жили кто где: кто в Авдотьине, кто в Золотых Ключах, кто в Проталинах. И каждый, конечно, уже давно простился с домашними.

Не было здесь и директора школы, который поехал в этот день в Иркутск.

Вокруг нагруженных доверху телег озабоченно ходила завуч Таисия Андреевна. Она вытирала платочком заплаканные глаза и без конца повторяла:

— Вы ж там смотрите, дети, вы смотрите...

Все здесь показалось Глебу и очень знакомым и в то же время совсем не таким, как раньше.

Куда делись белые кружевные передники, пышные кокетливые банты и строгие, перетянутые блестящими ремнями гимнастерки?

Мальчишки и девчонки уже заранее купили в магазине спортивные куртки и шаровары и теперь стали похожи друг на друга, как чернильницы-непроливашки.

И только Димку Кучерова, которого называли в школе Лордом, можно было узнать за версту.

На Димке был светлый пиджак в крупную клетку, шикарные брюки галифе и коротенькие, с подвернутыми голенищами сапожки.

Высокий, горбоносый, с узенькой полоской белокурых усов и длинными, как у попа, волосами, он что-то рассказывал девчонкам и на глазах у Таисии Андреевны дымил папиросой.

А Зины-Зинули не было.

Ставни на ее окнах были закрыты. У калитки, мерцая желтыми ядовитыми глазами, стоял, как прежде, живой и невредимый козел Филька.

Распоряжался и командовал всем Лука.

Скорее всего, никто его и не назначал командиром.

Лука такой человек, что и сам себя назначит.

Ишь как распоряжается.

— Куда кладешь? Разве не видишь, что сюда нельзя класть!

Но вот, пожалуй, все готово.

Лука построил десятиклассников по четыре, придирчиво оглядел из-под своих широких темных бровей строй, подравнял и, будто бы в самом деле командир, растягивая слова, приказал:

— Ша-го-ом ма-а-рш!

В ту же минуту над колонной, будто костер, взлетело ввысь знамя. По бархатному полю, изгибаясь, побежали вышитые золотом слова:

«Ученикам десятого класса от райкома комсомола».

Сразу же за школой начался лес — густой, сумрачный и загадочный, как тайна.

Телеги покатили по узкой, заросшей травой просеке.

Строй изломался, рассыпался по тайге.

Идти становилось все труднее и труднее. Глеб хотел уже взобраться на телегу, но вспомнил Луку и тут же передумал.

Снова скажет: «Капиталист! Узурпатор!»

Смеркалось.

Натыкаясь в темноте на пеньки, несчастный «капиталист» молча и угрюмо шагал за телегой.

Но Лука все-таки догадался, что Глебу трудно.

Он пришел откуда-то из темноты, тихо и дружелюбно сказал:

— Давай, Глеба, подсажу.

Лука очень редко называл брата «Глеба».

Но и Глеб не оставался тогда в долгу. Он подходил к Луке, прижимался головой к его сильному крутому плечу и едва слышно говорил:

— Лучок.

Но сейчас Глеб промолчал. Он залез в телегу, накрылся ватником и стал думать о своей неудачной, теперь уже окончательно испорченной жизни.

Слева и справа тянулись ввысь ряды корабельных сосен. Сверху, будто бесконечная река, лилась узкая, усыпанная звездами полоска неба.

Глебу казалось, будто он не едет на телеге, а плывет по этой реке на лодке в далекие-далекие дали, откуда никто на свете не знает дорог и возврата.

Но думать долго Глеб не умел. Он поворочался среди мешков с поклажей, повздыхал и уснул.

Когда он проснулся, было уже утро

Телеги стояли на большой, освещенной солнцем поляне. Неподалеку, позвякивая уздечками, паслись лошади.

Вокруг то там, то сям горели походные костры.

Возле каждого огонька что-то пекли, варили, поджаривали.

Гонимые ветерком, плыли оттуда такие аппетитные запахи, что Глеб даже причмокнул языком и проглотил слюну.

— Глеб! Сюда-а! — донеслось издали.

Можно было поломаться, показать характер, но Глебу хотелось есть. Он напустил на лицо хмурое, недовольное выражение и пошел на зов.

У костра сидел на корточках Лука. Левая рука у него была перевязана бинтом. Лука порезался в мастерской железной стружкой, и теперь, наверное, после вчерашней стирки, рука опухла. Из-под бинта выглядывали розовые лоснящиеся пальцы с непривычно белыми короткими ногтями. Рядом с Лукой сидел его закадычный друг Сережа Ежиков, а немного подальше, вытянув длинные ноги в желтых, изящных сапожках, спал лицом вверх Димка Кучеров.

Сережа что-то старательно и не торопясь размешивал в котелке ложкой, привязанной к длинному обгорелому пруту.