Юрий Сотник: Ясновидящая, или Эта ужасная улица

— Ты прав, Игорек! Ты прав! — великодушно согласилась Антонина Егоровна.

Бабушка и папа на радостях не заметили, что Леша как-то странно себя ведет: на поцелуи отвечает нехотя и улыбается какой-то кривой, деланной улыбкой. Все трое вошли в комнату, и только тут Антонина Егоровна спросила:

— Лешенька, а где чемоданчик? Не потерял?

Леша стал быстро краснеть. Он с тоской ждал этого вопроса.

— Леха, в самом деле, где чемодан? — спросил Тараскин-отец.

Будь на месте Леши Матильда, она бы тут же придумала сногсшибательную, но правдоподобную историю. А вот Леша так увлеченно врать не умел. Максимум, на что он был способен, — это слегка покривить душой, да и то с трудом.

— Папа, я этот чемоданчик не потерял, а... ну, можно сказать, у меня его украли.

Конечно, оба взрослых стали расспрашивать, как, при каких обстоятельствах это случилось. И Леша, с трудом выдавливая слова, поведал примерно следующее. Из деревни Голявино, где снимала комнату с верандой его двоюродная бабушка, он пришел к пригородной платформе задолго до прибытия электрички. Было жарко, а совсем близко от платформы стоял лесок, и Леша решил уйти с солнцепека в его тень.

— Понимаешь, папа, я, значит, полежал немного там под деревом, даже, кажется, вздремнул, потом услышал, что поезд приближается, пошел к платформе и вдруг вспомнил, что забыл чемодан... Вернулся, а его уже двое каких-то взяли и несут...

— Ну а ты? — спросил Тараскин.

— Я, конечно, догнал их... «Извините, говорю, это мой чемодан».

— А они?

— А они... «Докажи», — говорят.

— Хамье какое! — вставила Антонина Егоровна, а Леша продолжал:

— Я говорю: «Это легко доказать, я ведь знаю, какие вещи в чемодане...» Но тут один побежал с чемоданом в лес, а другой мне дорогу загородил...

Игорь Иванович смотрел на сына пристально и сурово.

— Ну а ты-то, ты что сделал?

— Я, конечно, хотел его оттолкнуть, а он... «Только тронь, говорит. — Вон мой старший брат!» Я оглянулся, и он тоже бросился бежать... А поезд уже отошел... На следующем пришлось.

Антонина Егоровна рассердилась:

— Ну, я увижу эту Серафиму Ивановну, все ей выскажу! Если ты уж берешь парня погостить, так изволь его проводить хотя бы до станции!

— Да подождите вы, Антонина Егоровна! — оборвал ее Тараскин и снова обратился к сыну: — Так у тебя не взрослые, а дети отняли чемодан?

— Ну... Ну, не такие уж дети... Один вот примерно с меня... И потом... у них старший брат...

Игорь Иванович уже совсем вышел из себя. Он пошлепал пятью пальцами по лбу и почти закричал:

— Да ты что, не сообразил, что они тебя старшим братом только пугали?!

— Я потом так и подумал, но сначала...

Тараскин-отец, заложив руки назад, стал ходить вокруг сына, словно осматривая его со всех сторон.

— Короче говоря, ты опять струсил! Испугался двух сопливых мальчишек! — кричал он, а Леша, не сходя с места, все время поворачивался лицом к отцу.

— Папа, я не струсил, а... ну, немножко растерялся.

— «Немножко растерялся»! Ты почему-то всегда немножко теряешься, а не просто трусишь. Две недели назад ты «немножко растерялся» и побежал от собаки, которая тебе за это с удовольствием штаны порвала.

— Игорь! — вскричала Антонина Егоровна. — Ну будь ты, наконец, человеком! Ведь ты же с Лешкой до октября расстаешься! До октября! А парень и без тебя огорчен!

Тараскин перестал ходить и обратился к теще.

— Да, Антонина Егоровна! — отчеканил он. — Я с Алексеем расстаюсь до осени. И именно поэтому я убедительно прошу вас пойти в другую комнату и не мешать мне разговаривать с моим сыном.

Это было сказано таким тоном, что Антонина Егоровна предпочла покориться.

— Ушла! Ушла! — сказала она вполголоса. — Добивай парня! Добивай!

Все-таки она не зря напомнила Тараскину, что он сегодня надолго расстается с Лешей. Игорь Иванович взглянул на часы и понял, что это должно произойти скоро, через несколько минут. Он сел в кресло и заговорил уже мягко, даже ласково:

— Лешка! Ну, давай, как мужчина с мужчиной... Ну в кого ты растешь таким, извини, пожалуйста, размазней? Возьми хоть меня: я в твоем возрасте никому спуску не давал. Чуть что — и в ухо! Да-да! — Увлекшись, Тараскин вскочил и прошелся по комнате. — Да что там — спуску не давал! Я, знаешь, и сам любил похулиганить... Лешка, ведь меня весь двор боялся! Да какой там двор! Вся улица дрожала, когда Игорек Тараскин на прогулку выходил!

— Ври больше! Ври! — негромко сказала за дверью Антонина Егоровна. — Так бы я свою Людмилу и выдала за чудо-юдо такое!