Юрий Сотник: Ясновидящая, или Эта ужасная улица

Мария Даниловна посмотрела на дочь.

— А ты что, читаешь?

— А я вот читаю, — еще громче ответила Матильда. — И я прочла там статью профессора одного... Про таких детей, вроде меня.

— Ну и что же ты там вычитала?

— Что бывают дети, которые любят выдумывать без всякой пользы. Ну, приврать, одним словом.

Мария Даниловна еще больше заинтересовалась:

— Ну, дальше! Ну и что?

— И этот профессор пишет, что такие дети часто врут не потому, что они испорченные, а потому, что у них фантазия очень богатая, и эта фантазия из них выпирает.

Мария Даниловна хотела что-то сказать, но дочка не дала ей этого сделать. Голос Матильды зазвенел теперь очень громко.

— И еще, мама, в этой статье говорится, что из таких вот детей иногда даже талантливые люди получаются — всякие там писатели, всякие там поэты, всякие там компози...

Мария Даниловна вскочила.

— Ах, вот оно что! — загремела она. — Оправдание себе нашла! Вместо того чтобы стыд почувствовать, она мне еще лекции читает! Ну, так слушай ты, Бэлла Ахмадулина: если еще раз при мне соврешь, я в твою «Семью и школу» заглядывать не буду, я старинную педагогику применю и так тебе всыплю, что... — Она не договорила, потому что дверь открылась и вошел посетитель.

— Разрешите?

Голос управдома сразу стал другим.

— Заходите, товарищ Тараскин, присаживайтесь!

Тараскин не сел. Это был худощавый человек лет сорока.

— Спасибо! Спешу на самолет. Я к вам за паспортом, Мария Даниловна. Моим и жены.

Мария Даниловна достала из несгораемого шкафа пачку паспортов и стала их перебирать.

— Что же это так: не успели поселиться и уже уезжаете?

— Ничего не поделаешь: геологи. Я лишь на неделю из партии выбрался в связи с переездом.

— А ваша жена?

— Она в партии осталась. Только паспорт прислала со мной для прописки.

Тараскин говорил неохотно, отрывисто. Но Мария Даниловна не заметила, что он не в духе, и продолжала из вежливости разговор.

— А сынишка ваш... он в лагере?

— Сын? Нет, он не в лагере. В деревню его отправили, к бабушке. У нас, к моему удовольствию, целых четыре бабушки: две родных и столько же двоюродных. Сегодня он изволит прибыть на все готовое.

— Сын с поезда, а папа на поезд, — заметила Мария Даниловна, протягивая Тараскину два паспорта.

— Благодарю! На самолет. Если папа вообще успеет на самолет. Бабушки так заняты устройством апартаментов для своего любимца, что папе приходится самому покупать продовольствие в дорогу.

Тут Игорь Иванович Тараскин покривил душой. Все, что требовалось в дорогу, было уже куплено, оставалось только запастись сигаретами «Опал», которых в глубинке не найдешь. Но Тараскина довели до белого каления Лешины бабушки. Ему вполне хватало тещи Антонины Егоровны, которая жила в семье. Но после переезда на помощь теще явилась его собственная мать и сестра тещи, и все трое принялись обустраивать новую квартиру. У каждой из них было свое мнение, как это следует сделать, да еще все трое, несмотря на возраст, обладали кипучей энергией. Прилетев в Москву, Тараскин два дня с утра до вечера двигал по их указаниям мебель, шлямбурил стены, вешал книжные полки — и все это под гомон взволнованных и часто раздраженных голосов.

— Счастливого пути, товарищ Тараскин! — сказала Мария Даниловна.

— Спасибо! Всего хорошего. — Тараскин двинулся к двери, но Матильда обратилась к нему:

— Извините, пожалуйста!.. А сколько лет вашему сыну?

— Лешке? Тринадцать. Скоро четырнадцать.

Тараскин ушел, а Матильда вздохнула. Ребят во дворе было очень мало, а четырнадцатилетний Леша Тараскин едва ли захочет с ней познакомиться.

Гнев Марии Даниловны поостыл, и она сказала уже спокойней:

— Значит, запомнила? Теперь иди. Мне работать надо.

Выйдя из подъезда, Матильда побрела куда глаза глядят. Когда Мария Даниловна отчитывала ее, у нее было одно желание — как-то оправдаться, что-то возразить, но теперь она всерьез задумалась над тем, что говорила мать. Ведь в самом деле: ну кто ее за язык тянул наврать об этом проклятом балконе и погибшей женщине с ребенком?! И вот еще что странно: она совсем не помнит, каким образом эта история возникла у нее в голове, но зато отлично помнит, как у нее колотилось от волнения сердце, когда она рассказывала об этом маме. А бешеный слон?! Да ведь она до сих пор ясно представляет себе, как он скачет по дорожкам зоопарка, размахивая огромным хоботом и куцым хвостом, как в панике бегут от него посетители, волоча за руки детей. Правда, летающую тарелку Матильда ясно представить себе не могла, потому и поведала о ней матери довольно осторожно, прибавив даже, что, может быть, это ей показалось.