Феликс Кривин - Упрямый горизонт

— И всё время ночь, — сладко зевнул Двадцать Пятый Час. — Спи себе, знай, посапывай.

— Это бы ничего, — улыбнулся Календарь, — И все листочки целы?

— Все до одного! Если время стоит — куда им деваться?

Календарь сел, аккуратно подобрав листочки.

— Я бы тогда в библиотеку поступил, там с книгами хорошо обращаются. Взял, почитал, поставил на место… Вот жизнь!

— Выдана книга тридцать второго октября…

— В восьмой день недели…

— В двадцать пять ноль-ноль…

— Вернуть книгу тридцать второго октября…

— В восьмой день недели…

— В двадцать пять ноль-ноль…

— Постойте-постойте, — забеспокоился Календарь. — Это как же? Одну книгу читать целый год?

— Ну и год. Время-то стоит, куда торопиться?

Это сказал Двадцать Пятый Час. А Восьмой День

Недели добавил:

— Да и читать никто не будет. Время стоит — значит, всё стоит, разве не понимаешь?

Календарь встал и расправил свои листочки.

— Заморочили вы мне голову. Недаром вас никуда не берут. С вами бы у нас жизнь совсем остановилась.

И зашагал Календарь дальше. Теперь уже бодрей зашагал.

Пусть листочки опадают. Пока они опадают, мы движемся: из сегодня в завтра, из завтра — в послезавтра… Мы движемся, а значит — живём!

Не тесно ли книгам стоять на полке?

Наверное, тесно.

А как сделать, чтобы им не было тесно?

Попробуем взять одну книгу и почитать.

Вот книга обрадуется!

— Уф, — скажет книга, — застоялась я в шкафу, нора поразмять страницы.

И мы поможем ей поразмять страницы. Не мять, а только слегка поразмять, перелистывая их по ходу чтения.

И пока мы будем эту книгу читать, тем, другим книгам уже не будет тесно на полке.

Но конечно, когда мы книгу прочтём, придётся её опять поставить на полку — не валяться же ей посреди комнаты.

— Устала я страницами шелестеть, — скажет книга, захлопнув обложку. — Да и соскучилась по своим.

И мы поставим её на полку, в прежнюю тесноту.

Да, когда мы поставим её, книгам на полке опять станет тесно.

А как сделать, чтобы им не было тесно?

Совершенно верно: взять ещё одну книгу и почитать.

А потом взять ещё одну книгу и почитать.

Если всё время книги читать, им никогда не будет на полке тесно.

В некоторой книге, где растут на дереве фиги, посреди страницы, которой правят царь и царица, жили-были у этих царя с царицей три сына. Первый был семи пядей во лбу… Ты знаешь, что такое семи пядей во лбу? Это значит, что он был очень умный. Второй сын был ещё умней — восьми пядей, а третий поглупей — шести, а то и четырёх пядей… Так можно было бы сказать, но так говорить нельзя. Так говорить неправильно.

И были эти три сына похожи как две капли воды… Обидно, конечно: три сына, а похожи как две капли воды. Куда, спрашивается, девалась ещё одна

капля? Оказывается, можно быть похожими лишь как две капли воды. Ни каплей больше или меньше.

Когда родился первый сын, царь с царицей были на седьмом небе. То есть они очень радовались.

И когда родился второй сын, они были на седьмом небе. И когда родился третий — тоже на седьмом.

Ни на шестом, ни на восьмом небе им побывать так и не удалось, потому что так говорить нельзя. Так говорить неправильно.

Когда сыновья выросли, они выглядели на все сто… Это значит, что они очень хорошо выглядели. И придворные, увидев их, согнулись в три погибели (очень низко) и наговорили с три короба (очень много) комплиментов.

— Опять двадцать пять! — сказал царь, потому что опять всегда было двадцать пять, а не двадцать шесть и не двадцать четыре. — И когда я вас отучу от этого подхалимства?

А сыновья высказались более решительно:

— Всыпать им по десятое число и прогнать в пятнадцать шей на все двадцать четыре стороны.

И сразу все увидели, что сыновья выглядят не на все сто и что у них не по семи и даже не по четыре пяди во лбу, а что они довольно-таки средние сыновья, к тому же необразованные.