Александр Крестинский: Жизнь и мечты Ивана Моторихина

- Вы что, мама. - И Надежда Егоровна тихо заплакала. - Я же домой вернулась.

- А я и рада, - сказала бабушка не вставая. - Думаешь, не рада. Одной вековать не сладко.

- Так что же вы тогда! - сквозь слезы выкрикнула мать.

- А то, что мужик твой взбрыкнул, вот и приехали. А ну как опять взбрыкнет? - И бабушка повела плечом в сторону отца.

- Так, - сказал Петр Иваныч Моторихин, словно припечатал. - Так. Значит, мне Прасковья Васильевна не рада. Ладно, я здесь долго не задержусь. Скоро пересадка.

Иван взглянул на отца с удивлением: это еще что?

Бабушка молча развела руками и медленно кивнула матери: дескать, ну что я сказала? Видишь!

- Не болтай пустое-то! - обернулась к мужу Надежда Егоровна. - Жить приехали!

- Ну-ну, поживем - увидим, - пробормотал отец, закуривая.

- Петр! - угрожающе сказала мать. - Ты обещал мне. Смотри! Я не потерплю.

- Дочка, дочка, не надо так, - попросила бабушка, - ты терпи. Терпи, милая. Он терпел и нам велел. - Бабушка оглянулась на тускло поблескивающий иконный угол.

Иван вздохнул. Бабушкин совет плохо увязывался с его чувствами. Он как раз меньше всего настроен был терпеть и с горечью подумал, что со своими религиозными пережитками бабушка вряд ли будет ему надежным сообщником.

- А Ваня-то что ж? - спросила бабушка, впервые улыбнувшись. Нашумели у порога, напугали паренька.

- Его напугаешь, как же, - подал реплику отец.

Бабушка внимательно поглядела на Петра Иваныча, потом на Ивана, который, как вошел, так и с места не двинулся, - стоял в тени, у притолоки. Бабушка легко поднялась и пошла навстречу внуку.

- Ну, молчун, давай поздоровкаемся!

* * *

Надежда Егоровна Моторихина зря времени не теряла. Сбросив чемоданы, она помчалась в правление колхоза и буквально за полчаса оформилась в столовую - пока уборщицей, а там видно будет. В следующие полчаса она отвела Ивана в школу, и пошла-покатилась нехорошая ступинская жизнь.

Когда Иван оставался наедине с бабушкой, она поругивала отца, который с работой не спешил, знай себе приглядывался.

Все неприятности семьи Моторихиных бабушка выводила из механизмов.

- Моторихины и есть Моторихины. У вас в дому одни механизмы живут, говорила бабушка с сарказмом и начинала перечислять с выражением глубочайшего презрения: - Приемник этот - раз, холодильник этот - два, пылесос этот, тьфу! Они хозяева, они командуют, а вы гости.

Ивану эта идея казалась не лишенной смысла, хотя он и не разделял бабушкиного отношения к вышеперечисленным полезным предметам. Правда, из чувства семейного патриотизма, которого не смог разрушить даже переезд и вызванные им ссоры, Иван возражал:

- А у тебя вон - тоже механизм. - И кивал на старинную швейную машину, которую бабушка качала, как помпу, когда шила.

- Это не механизм, - говорила бабушка убежденно, - это швейная машина.

* * *

Для себя, внутренне, все, что предстояло ему здесь, в Ступине, он сразу определил как ч у ж о е.

Вот сидит он в чужой школе, в чужом классе, на чужой парте, рядом с чужими ребятами, а за столом - чужая учительница: тихий голос, волосы седоватые на пробор, платок на острых плечиках, платьице старое на локтях блестит... В с в о е й бы школе увидел учительницу в таком платьице обязательно пожалел бы. Он всегда остро жалел учителей, у которых непорядок с одеждой или бедность какая-нибудь. Его бы воля - всем учителям новую одежду купил. Но эта - ч у ж а я, так хоть дыры на локтях!

И вот начинается ч у ж о й классный час. И учительница говорит:

- Ребята, у нас новенький в классе, Ваня Моторихин, давайте-ка сегодня послушаем, что у них интересного в фалалеевской школе, как там пионерская работа поставлена.

- Валяй, Ваня!

Это, конечно, самый веселый человек в классе. Вон сидит, у окна, красноголовый - голова круглая, как футбольный мяч. И веснушки у него красные. А уши просвечивают насквозь. Так и кажется: еще немного вспыхнут розовым огнем! Этому много не надо - палец только покажи!

- Ну, Ваня, валяй!

- Федоров! Борис! Помолчи!

Вот именно, помолчи-ка, Боря, слова тебе не давали.

Чего этим, ч у ж и м, рассказывать? Видишь, как встрепенулись, когда Федоров голос поднял! Цирк будет!

Вообще-то, Иван говорить не хотел, стеснялся - чужие кругом, минное поле кругом, не знаешь, где взорвется, кроме разве что Федорова - тот еще слова не услыхал, а уже смехом давится.

- Рассказывай, Моторихин, не стесняйся, - говорит учительница.

- Да не знаю я, про что...

- Про что хочешь. Про свою школу.

- Ну, звезды в честь лучших отрядов зажигаем, - скучно начал Иван, и Федоров откликнулся: