В Левшин: Искатели необычайных автографов

- Парфянский, - мгновенно определил тот. - Помните, у Пушкина? "Узнаю коней ретивых по их выжженным таврам, узнаю парфян кичливых по высоким клобукам..." Кстати, знаете вы, что Хорасан - родина наших Хайямов - был в древности центром Парфянского государства?

- К сожалению, нет, - сказал Мате. - Зато наверняка знаю, что судьба свела меня с человеком сведущим и умным.

- Взаимно, взаимно, - любезно ответствовал Фило. - У Хайяма есть на этот счет прекрасные стихи. Хотите послушать?

"Ну, попался!" - подумал Мате, но отказаться все-таки не посмел (не та была минута!), только спросил опасливо:

- А они длинные?

- Побойтесь Бога! - застонал Фило, прижимая пальцы к вискам. По-моему, даже грудные младенцы знают, что Хайям писал четверостишия. Между прочим, по-персидски "четверостишие" - "рубай".

Мате обреченно вздохнул, рубай так рубай. Не в том суть. Главное, что стихи, как он понял, о преимуществе дружбы с умным человеком. Фило сказал, что так оно и есть, и прочитал внятно и с выражением:

Водясь с глупцом, не оберешься срама.

А потому послушайся Хайяма:

Яд, мудрецом предложенный, прими,

Брать от глупца не стоит и бальзама.

Ну как?

Мате растерялся. Он с изумлением заметил, что четверостишие очень ему понравилось, но сознаться в этом не желал из упрямства. К счастью, упрямства в нем было все-таки меньше, чем прямоты.

- Поразительно! - произнес он после недолгой борьбы с самим собой. Какая краткость и какая точность! Это напоминает изящную математическую формулу.

С его стороны это была высшая похвала, но Фило она озадачила: формула - и вдруг изящная? Мате, наверное, шутит...

- А вы, разумеется, считаете, что изящным может быть только произведение искусства, - напустился на него Мате, к которому сразу вернулась вся его язвительность. - Где вам понять, что и формула может быть многословной и краткой, неуклюжей и отточенной, путаной и прозрачной, тяжеловесной и воздушной! Где вам знать, что есть формулы стройные, а есть хромые, совсем как стихи; мелкие и глубокие - как мысли; узкие и всеобъемлющие - как духовный кругозор... Клянусь решетом Эратосфена, формулой можно выразить все! Да, да, все, и по-разному. И пожалуйста, не возражайте! Иначе вы заставите меня пожалеть о том, что я назвал вас умным человеком.

Но Фило не собирался возражать. Он вдруг закрыл глаза и стал медленно поводить носом из стороны в сторону.

- В чем дело? - спросил Мате довольно резко.

- Разве вы не знаете, что при закрытых глазах обостряется обоняние?

- В первый раз слышу.

- А вы зажмурьтесь. Чувствуете? О боги, какое благоухание! Интересно, чем это пахнет?

- Прозрейте и посмотрите направо, - насмешливо посоветовал Мате.

Фило посмотрел и замер: в нескольких шагах от него на низкой жаровне лежала стопка румяных маслянистых лепешек. Рядом на корточках восседал их владелец и привычным голосом выпевал:

- А вот лепешки, сдобные лепешки! С пылу, с жару, по дирхему5 за пару!

- Есть у нас дирхем, Мате?

Тот подбросил на ладони несколько полтинников выпуска 1965 года.

Фило нетерпеливо облизнул губы.

- Что же делать?

- Обменять полтинники на дирхемы, что же еще? Где-то была тут лавчонка менялы...

ВЕЗДЕСУЩАЯ МАТЕМАТИКА

Сгорбленный кривоглазый старик в полосатом тюрбане и засаленном халате долго вертел между скрюченными пальцами незнакомые монеты.

- Испанские? - спросил он наконец, сверля диковинных чужеземцев единственным, неестественно выпученным глазом.

Мате отрицательно покачал головой.

- Венецейские?

- Российские, - сказал Мате, уверенный, что меняла ни за что не захочет сознаться в своем невежестве.

Он не ошибся: поторговавшись для приличия (ибо какой уважающий себя финансист совершает сделки не торгуясь?), старый скупердяй отсыпал им горсть звонких монеток, и скоро друзья снова очутились подле жаровни с лепешками. Фило выбрал одну порумяней и поднес ко рту, но Мате остановил его.

- Неужели вы действительно собираетесь съесть эту лепешку? - спросил он с сожалением.

- А что же с ней еще делать? Носить на груди вместо медальона?

- Отчего бы и нет! У нее такая совершенная форма. Идеальное коническое сечение.

- Ну и пусть комическое, мне-то что! - нетерпеливо отмахнулся Фило и разом отхватил половину лепешки.

- Да не комическое, а ко-ни-чес-ко-е! Неужели вы никогда не читали знаменитого трактата о конических сечениях, написанного великим древнегреческим математиком Аполлонием Пергским?

Мате прекрасно понимал, что трактата Аполлония Фило и в глаза не видал, - просто ему хотелось пристыдить своего спутника. Но тот и не думал смущаться.