Уле Маттсон - Бриг 'Три лилии'

Эббер осклабился, точно увидел деда-мороза, но на верхней губе у него выступили капельки пота.

- О, самый господин Грилле, - засопел он. - Надо какой шкурка дубить?

- Во-во, - сказал Грилле и сунул ружье в куст. - Да не шкурку, а целую шкуру... Сейчас и снимем ее! Верно, Миккель?

Плотник вытащил нож и проверил лезвие ногтем.

- Николай-угодник, спаси! - закричал Эббер и попятился к слоновьей голове.

За широкой спиной Грилле появились Туа-Туа и Миккель. Еще дальше стоял, крепко держа за шиворот Якобина, Петрус Миккельсон.

- Господин Миккельсон, господин Миккельсон, он хочет меня режет!.. - вопил Эббер, показывая дрожащей рукой на медленно приближающегося Грилле. - Сдержите безумца, господин Миккельсон!..

Нож сверкнул в воздухе. Одним ударом Грилле отсек хобот слону.

Никто не знает, ждал ли плотник, что из хобота выкатятся ему прямо в ладонь восемь польских рубинов. Одно бесспорно: того, что случилось в действительности, он никак не ждал.

Миккель увидел, как широкая спина Грилле начала дергаться, а руки закрыли лицо. Увидел, как правая рука нырнула за ворот. Левая уже скребла за пазухой.

- Ой, не надо! - кричал плотник. - Пустите, караул!..

Директор цирка Эббер издал жалобный вопль, бросился к нему и схватил хобот.

- Ах, мой чудный блошиный циркус! - заахал он. - Вы погубили его... Эберхарт, Эльза, Адольфина!..

- Уберите зверей! - орал плотник, извиваясь, словно змея в муравейнике.

- Коммен, коммен! - звал Эббер, протянув жирную руку. Вот, Адольфина, так, о, так... - Лицо его умилилось и порозовело, как у ребенка. - В свой домик, - сюсюкал он.Эберхарт, Адольфус, Сергей... мои дорогой птенчик!

Быстрым движением он воткнул на место пробку и вставил хобот в зияющую пасть слона. Потом обернулся, и черные усы его задрожали от гнева.

- А теперь вы, возможно, сказать, что значит сей вторжений у честного человек!

Пока Эббер собирал своих прыгучих артистов, Петрус Миккельсон зачем-то обошел фургон. И, когда он снова заглянул внутрь, лицо у него было крайне любезное и почтительное. Только кадык как-то странно шевелился.

- Господину Эбберу ведомо, что церковная кража карается пожизненным заключением? - глухо пробурчал кто-то за спиной дубильщика.

Эббер испуганно обернулся и уставился в злые слоновьи глазки.

- Кто... кто был это? - произнес он с ужасом.

- Ась? - спросил Миккельсон-старший с простодушным видом. - Вы что-нибудь слышали, дети?

- Я - ничегошеньки, - сказал Миккель.

Якобин приготовился упасть в обморок. Боббе рычал и грыз что-то за крушинником.

- Может, это слон? - спросила Туа-Туа медовым голоском. - В некоторых цирках есть говорящие слоны.

- Впрочем, коли вернешь рубины и покаешься в своих прегрешениях, то отделаешься отсечением головы, - пророкотал голос из слоновьей пасти.

У Эббера подкосились ноги, но он не сдавался.

- Вы... вы разорил меня! - По его толстым щекам покатились слезы. - Погибли мой дорогой блошиный циркус... О мой возлюбимый слон! О дорогие друзи, которые были идти с циркус Кноппенхафер по вольному свету...

Глаза его засветились мечтой о дальних странах. За спиной Миккеля послышался стон - то стонал первейший акробатист мира.

- О, ищите, негодяи! - вызывающе крикнул Эббер. - Ничего, ничего вы не найти!

Петрус Миккельсон продолжал ласково улыбаться.

- Помилуйте, чего искать-то? - удивился он. - Рубины? Из цветного стекла?

- Стек...стекла?.. - пробормотал Эббер.

- Ну да. Настоящие пастор еще в прошлом году снял. Моль съела ризы, а на новые у церковного совета не было денег. Миккельсон-старший сокрушенно развел руками. - Ничего, за рубины нам дали ризы еще лучше старых, золотая вышивка спереди и сзади. Вроде как на вашем жилете, Эббер.

Петрус Миккельсон достал из-под куртки Эбберов жилет.

Одной пуговицы не хватало. С подбородка Эббера падали капельки пота.

- Вишь, какие пуговицы красивые! - Петрус Миккельсон показал их оторопевшей Туа-Туа. - Овечьей кожей обернуты и только что пришиты.

Снаружи донесся визг Боббе, потом голос Миккеля:

- Пусти, Боббе! Пусти, я сказал!

- Бедный Боббе! Не иначе, последнюю пуговицу нашел, озабоченно произнес Миккельсон-старший.

Миккель протиснулся между Туа-Туа и совершенно подавленным Якобином:

- Глянь, отец, что я у Боббе отнял. Он себе чуть последний зуб не сломал. Внутри что-то красное... - Миккель запнулся. - Это... это...

- Один из восьми польских рубинов, - сказал Миккельсонстарший. - Остальные семь на жилете директора Эббера. Стеклянные, правда, но красивые, ничего не скажешь.