Глумов. Однако!
Очищенный. А когда при отпевании отец протопоп сказал: "Вот человек, который всю жизнь свою, всеусердно тщась нечто к славе любезнейшего отечества совершить, ничего, кроме действий, клонящихся к несомненному оному стыду, не совершил", - то весь народ, все, кто тут были, все так и залились слезами!
Глумов. Еще бы! Разумеется, жалко!
Очищенный. И многие из предстоявших начальствующих лиц в то время на ус себе это намотали.
Глумов. Намотали-то намотали, да проку от этого мало вышло!
Очищенный. Это уж само собой.
Глумов (Рассказчику). Ты чего молчишь?
Рассказчик (продолжая свою мысль). Да... А по-моему, одного двоеженства недостаточно.
Очищенный. Да что это с вами, други мои! На хорошем вы счету здесь, в квартале. Я тут кое с кем повстречался. На хорошем счету. Поздравляю вас!
Глумов. Спасибо.
Рассказчик. Нет, мало, мало, мало, мало. Нужно бы еще что-нибудь этакое совершить. Тогда и мы косвенным образом любезному отечеству в кошель накласть сподобимся!
Очищенный. А я знаю, что надо совершить!
Рассказчик. Что?
Очищенный. А я знаю, что надо совершить...
Глумов ударяет кулаком по столу, прекращая паясничание
Очищенного.
Подлог! Вот после подлога никто с вас не спросит.
Рассказчик. Подлог... Не будет ли уж чересчур однообразно? Ведь двоеженство само по себе подлог. А с другой стороны - мало! Какову задачу преследуем мы, совершая сей подлог во имя нашей дружбы с Иваном Тимофеевичем?
Очищенный. Обелиться перед начальством! Зачеркнуть в его воображении ваше либеральное прошлое.
Рассказчик. Так вот достаточно ли для этого одного двоеженства? Не мало ли?
Глумов (неопределенно). Что тут сказать... А почему бы и нет? Два подлога - это уже лучше, чем один!
Рассказчик. Знаешь, Иван Иваныч, ведь ты пресный! Только вот словно протух немного...
Очищенный. Ну и протух! А что! А вообще-то по нашему месту не мыслить надобно, а почаще вспоминать, что выше лба уши не растут. Тогда и жизнь своим чередом пойдет, и даже сами не заметите, как время постепенно пролетит!
Рассказчик. Верно! Верно, Глумов!
Глумов молчит.
Ты ж меня этому и учил!
Глумов (мрачно). Верно. Еще как верно!
Очищенный. Ежели оскорбление мне нанесут - от вознаграждения не откажусь, а в суд не пойду. Оттого все в квартале меня и любят. Даже теперь: приду в квартал - сейчас дежурный помощник табаком потчует!
Рассказчик (машинально). Вот и нас тоже... Помнишь, Глумов?
Глумов (угрюмо). Как не помнить.
Очищенный. И вас тоже. Покуда вы вникали - никто вас не любил, а перестали вникать - все к вам с доверием! Вот хоть бы, например, устав благопристойности... Ведь какую лепту вы внесли на алтарь внутренней политики! И вообще скажу: чем более мы стараемся вникать, тем больше получаем щелчков. Знал я, сударь, одного человека, так он, покуда не вникал, благоденствовал, а вник - удавился! По-моему, так: сыт, обут, одет - ну и молчи. Полегоньку да потихоньку - ан жизнь-то и прошла! Так ли я, сударь, говорю?
Рассказчик. Что ж ты не отвечаешь, Глумов?
Глумов (ожесточаясь). Пр-р-равильно! Все правильно!
Очищенный. Покойная Дарья Семеновна говаривала: жизнь наша здешняя подобна селянке, которую в малоярославском трактире подают. Коли ешь ее с маху, ложка за ложкой, - ничего, словно как и еда; а коли начнешь ворошить да разглядывать - стошнит!
Глумов. Пр-р-равильно!
Очищенный. Был у меня, доложу вам, знакомый, действительный статский советник, который к Дарье Семеновне только по утрам хаживал, так он мне рассказал, почему он именно утром в публичный дом, а не вечером ходит. Утром, говорит, я встал, умылся, разделся...
Глумов (громовым голосом). Все! Не могу! Шабаш! Воняет! (Вскочил, замахнулся на Очищенного гитарой.)
Очищенный вытянул руки, чтоб отразить удар. Рассказчик
подбежал к Глумову, схватил его за руки.
Рассказчик. Глумов, что с тобой? Нехорошо... Успокойся. Иван Иваныч, сейчас обедать будем. (Делает знак Очищенному - уйти.) Глумов, обедать надо.
Глумов (истерично). Воняет, воняет, воняет... (Скис, заплакал.)
Затемнение
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Гостиная и смежная с ней зала в доме Фаинушки. Здесь
приглашенные на свадьбу гости: Редедя, Иван Тимофеевич,
Прудентов, Очищенный, посаженые отцы
Перекусихин-первый и Перекусихин-второй. Фаинушка, в
белом платье, в брильянтах и с флердоранжем,
торжественно вводит Парамонова.
Перекусихин-первый, Перекусихин-второй (вместе). Онуфрий Петрович, господа.
Редедя. Благодетель наш!
Читать дальше