-- Прости, сразу не вызнал, как от тебя звать-величать, хозяйнушко?
Тот аж с полока сверзился!
-- Ты, Славинка, безумной с детства, али недавно где мозги себе повышиб?! У баннушки -- паранормального, понимашь, явления, имя спрашивать!? Пошто тебе меня звать? Зови баннушкой, и все.
Стушевался Славинка, молвил:
-- Прости опять. Не подумал прежде.
Дальше сидят. Снову шутки скабрезные, хохот. И вовсе, видать, сдружились.
-- А пойдем, баннушко, -- Слава говорит, -- ко твоим русалкам. У нас и пиво ешшо осталось. Щас их и раскрутим!
А тут, вишь-ко, братия в избе забеспокоились: чтой-то Славинка опять не йдет, уж заполночь? Пошел Валда проверить, не угорел ли братец в третьем-то пару. Заходит в баню и говорит им:
-- Хорош, синяки, бражничать! А тебе, баннушко, я уже много раз говорил: неча людей на пьянство совращать, со своими горестями сердечными, в разгар страды и битвы за урожай. Спать ужо пора -- завтра вставать рано. Сенокос, однако.
Так и разогнал. Идут в хату, а Славинка и спрашивает чуть не шепотом:
-- Ты, Валдушка, что же, не в первой раз баннушку видишь?
-- А будто ты в первый?! Ты помнишь, как в прошлые разы парился? Забыл? Пьяный был, говоришь? Да я вас каждую неделю разгоняю! Сидят пол ночи, бухают, ржут. Как выпьешь, так забываешь все. Ты давай-тко, с эвтими суевериями завязывай! Кто опосля Купалы в избу русалку притащил? Лыка не вязал, а все туда же -- невесту, мол, себе нашел, влюбился! А она на лавке сидит, и с нее вода течет! А с лесовиком? Это я тебя после запоя из лесу волок, а ты говорил -- давай , мол, друга моего с собой заберем! Это лешего-то! А с водяными? Вся деревня ругалась -- вы ведь тогда чуть всю рыбу сивухой своей не потравили. Ежели бы ты тогда пораньше протрезвел -- ведь утоп бы совсем! Я уж про шашни твои с кикиморами говорить тебе не буду. Вона, у Мишаньки спроси, он их после гнал -- насилу выгнал. Приглянулся ты им, вишь-ли! Завязывай, говорю по-хорошему, с ентими пережитками прошлого! Не ровен час -- упырей домой в собутыльники притащишь, прости, Господи! Ну да ладно, не серчай! Пойдем, кашки поешь.
Вот и все. Вот вам и гомеопатия. Такие вот суеверия с мракобесиями. Простые деревенские будни.
Ересь никонианская
Случай этот был со мной по осени, по самому началу, аккурат на другой день, как Еремеевна померла, Царствие ей небесное. Бабки в деревне собрались обмывать покойницу по обряду. Мы, ясное дело, тоже на работу не вышли -председатель на такое выходные выделил. Вот сидим, кто где, курим грустные. Ничем не занять ся, все с рук валится. Одно слово -- горе в доме -- событие неординарное. Мы с Валдушкой -- у байны -- смотрим молча на веселое место. Меж нами четверть, огурчики, луковиц пара да соли щепоть. Так и коротаем. Я первым мораторию на произношения нарушил, говорю: "Да, баушка, вот те и Юрьев день." -- к чему и сказал, сам не знаю. Тут Валдушко огурчиком занюхал шумно, рядом со стаканом положил его аккуратно, полез в кисет за махоркой. "Хорошая баушка была, -- говорит, -- Еремеевна. Что ей угораздило вдруг? Как-то теперь без нее? Петь-то кому?" Я в ответ: "Радиво сделай себе!" Опять -- к чему сказал, то ли не в то горло пошла? Валдушка говорит: "Хорошо дело радиво, а человека-от не заменит." "Твоя правда, -- говорю, -- Извиняй, съязвил некстати."
Налили еще. Хотел сказать: давай, мол, за фольклору, ан смолчал -- ну на хрен, думаю, чей-то седни с языка лезет -- принял без комментариев.
"А радиво, -- Валдушко говорит, -- что бы не сделать. Вон хоть с мово комбика, на чердаке лежать должон." "Окстись! -- говорю, -- какой комбик! В позату зиму, в морозы лютые, в печи пожгли." "Да ну! -- Валда аж вскочил, -Как пожгли?! Ты что?! Мой комбик!" "Твой комбик -- ты и принес. Вот, говоришь, братцы, от сердца отрываю! Али запамятовал?.." "Не помню такого. Не было... Ну ладно, а динамик где? Ямаха ведь!" "Про динамик не знаю, -говорю, -- Ты вроде как без динамика в печь пихал."
Схватил Валда огурец, убежал. Я себе еще налил-выпил.
Гляжу -- идет Валда, улыбается, несет плюшку. "Вот, -- говорит, -- цел динамик. Токмо гнездо в нем птица какая-то свила." И правда: снизу динамик -- сверху гнездо! "Вот диво-то какое! -- радуется Валдушко, -- жалко и рушить-то... Может, пусть? На хрен нам ето радиво? Гнездо лучше! Прилажу куды-нибудь."
Выпили по такому случаю и опять молчим. Правда, светлее как-то стало. Ишь ты -- малая радость, а большую тоску из сердца гонит. Так на радостях четверть и приговорили. Тут Воротейко подрулил, хорош уже. Да и с ним еще бутыль: щас, мол, Леня Сергiенко сало притащит -- посидим как люди. "Ну, -говорю, -- вы тут сидите, а я пошел. Надо еще лапнику притащить -- похороны как-никак будут. Надо чтобы все как по обряду положено, а то обидится еще Еремеевна, вредничать станет."
Читать дальше