Софья Прокофьева - Глазастик и ключ-невидимка (=Девочка по имени Глазастик)

„Человек-ключ… Ещё его называют Человек-улыбка…“ — припомнились волшебнику Алёше слова тётушки Ох. — Неужели этот страдалец, брошенный в подземелье…»

Как бы во сне, почти не отдавая себе отчёта в том, что он делает, волшебник Алёша шагнул в полутёмную комнату, и тяжёлая дубовая дверь тотчас за ним затворилась.

— Что же теперь будет с джинном? — Катя от огорчения чуть не плакала. — Вдруг они откроют термос? Ведь пропадёт, пропадёт джинн! Да он просто умрёт со страху, очутившись во дворце.

— Может, они вовсе и не откроют термос. Зачем он им? — пробовала утешить её Глазастик. Но голос её звучал не очень уверенно. — Ну, улыбнись. Мне так нравится, когда ты улыбаешься. Улыбаешься…

Но Катя не могла улыбнуться.

— И Ниточку они увезли, — печально сказала Глазастик. — Вдруг король захочет жениться на Ниточке? Она такая красивая. Но ведь она любит Трота.

— Кто это… Трот? — спросила Катя.

— Жених Ниточки. Он очень хороший. Он замочных дел мастер.

— Как это замочных дел мастер?

— О!.. — Глазастик посмотрела через голову Кати в окно. — Трот… Ты не знаешь! Трот придумывал такие замки, которые никто не мог открыть. А какие он мастерил ключи! Один раз он сделал ключ из стекла, другой раз ключ из воды. Правда, правда! А потом Трот придумал замок из воздуха и запер им мои сны. Он сделал много-много таких замков, и Главный Сборщик Улыбок уже не мог по ночам пробираться в наши сны и отнимать улыбки, которые нам снятся. Но король приказал сломать все замки для снов. Сломать… После этого прошло немного времени, и Трот пропал. С тех пор мы ничего о нём не знаем. И если у Ниточки утром волосы не так сияют, я знаю, ночью она плакала. Плакала…

Откуда-то издалека прилетели печальные звуки скрипки.

— Слышишь? — Глазастик чутко повернула голову на тонкой шейке. — Это грустный скрипач. Он стал такой лёгкий, что давно уже летает над городом.

За окном послышался тревожный, предупреждающий свист.

Кто-то прозрачный, еле различимый, на мгновение приник к окну. Катя успела разглядеть волосы, взметнувшиеся, как бесцветные языки пламени, круглые глаза, вздёрнутый нос. Над носом плавали веснушки, словно горсть бисера.

— Это Вихрик! — Глазастик беспомощно оглянулась на Катю. — Неужели прилетел большой ветер? Уже? Скорее, скорее запереть дверь. Запереть дверь…

Но было уже поздно. Дверь широко распахнулась, гулко стукнув о стену, будто вошёл кто-то наглый и властный.

— Это он… ветер! — Глазастик скорчилась на полу, обхватив обеими руками ножку стола.

Ветер вмиг выдул из дома всё тепло. Косяком влетели снежинки, покатились по полу.

Катя, задыхаясь от ветра, обняла Глазастика. Сзади в спину Кате всеми когтями вцепился кот Васька.

Ветер неумолимо потащил Глазастика к порогу. Глазастик застонала. Катя увидела её закрытые глаза, бледное запрокинутое лицо.

И вдруг всё стихло. За окном зазвенели, рассыпаясь, ледяные хрупкие столбы.

— Я ещё… тут? Ещё тут? — Глазастик приоткрыла глаза.

«Нет, нельзя вот так просто сидеть и ждать, — в отчаянии подумала Катя. — Надо дядю Алёшу найти, сказать, чтоб он поскорее…»

— Если бы я ещё следов не оставляла… — Катя закусила губу.

Глазастик посмотрела на неё:

— А не побоишься?

— Да пойми ты, мы с дядей Алёшей вдвоём… Всё-таки вдвоём легче.

— Не вдвоём, а втроём, — возмущённо воскликнул кот Васька. — И я с тобой. Я тут не останусь ни за какие сливки!

Глазастик стояла посреди комнаты, бессильно опустив руки. Лицо её стало совсем бледным, почти голубым. А плечи такие узенькие…

— Если ты уйдёшь, я, наверно, улечу, — негромко проговорила Глазастик, глядя куда-то в сторону. — А может быть, это и лучше. Пусть уж скорее… Ведь всё равно…

— Нет, не всё равно. — Катя стиснула кулаки. — Глупая, плохая, как ты могла такое подумать? Неужели я тебя тут брошу одну! Нам бы только дядю Алёшу разыскать. Но я проваливаюсь в снег.

Глазастик всплеснула тонкими руками.

— Пегаш! Наша старая грустная лошадь. Он не оставляет следов. Мы доедем на нём до дворца.

— Видишь, как ты всё хорошо придумала, — стараясь казаться весёлой, сказала Катя. — А он это… не лягается?

— Ой, что ты!

Пегаш оказался старым конём, с гривой цвета осенней палой листвы. Он понуро и равнодушно ждал, пока Катя неумело вскарабкается на седло. Глазастик уселась позади неё.

Катя почувствовала на своей щеке её слабое и частое дыхание.