Алексей Пантелеев - Пакет

Алексей Иванович Пантелеев

(Л.Пантелеев)

Пакет

Цикл "Рассказы о подвиге"

Нет, дорогие товарищи, героического момента в моей жизни я не припомню. Жизнь моя довольно обыкновенная, серая.

В детстве я был пастухом и сторожил заграничных овечек у помещика Ландышева. Потом я работал в городе Николаеве плотницкую работу. Потом меня взяли во флот. На "Двенадцать апостолов". Потом революция. Потом воевал, конечно. Потом учили меня читать и писать. Потом - арифметику делать.

А теперь я заведую животноводческим совхозом имени Буденного. А почему я заведую животноводческим совхозом имени Буденного, я расскажу после. Сейчас я хочу рассказать совсем небольшой, пустяковый случай, как я однажды на фронте засыпался.

Было это в гражданскую войну. Состоял я в бойцах буденновской Конной армии, при особом отряде товарища Заварухина. Было мне в ту пору совсем пустяки: двадцать четыре года.

Стояли мы с нашей дивизией в небольшом селе Тыри.

Дело было у нас плоховато: слева Шкуро теснит, справа - Мамонтов, а спереду генерал Улагай напирает.

Отступали.

Помню, я два дня не спал. Помню, еле ходил. Мозоли натер на левой ноге. В ту пору у меня еще обе ноги при себе были.

Ну, помню, сел я у ворот на скамеечку и с левой ноги сапог сымаю. Тяну я сапог и думаю: "Ой, - думаю, - как я теперь ходить буду? Ведь вот дура, какие пузыри натер!"

И только я это подумал и снял сапог, - из нашего штаба посыльный.

- Трофимов! - кричит. - Живее! До штаба! Товарищ Заварухин требует.

- Есть! - говорю. - Тьфу!

Подцепил я сапог и портянки и на одной ноге - в штаб.

"Что, - думаю, - за черт?! У человека ноги отнимаются, а тут бегай, как маленький!"

- Да! - говорю. - Здорово, комиссар! Зачем звали?

Заварухин сидит на подоконнике и считает на гимнастерке пуговицы. Он всегда пуговицы считал. Нервный был. Из донецких шахтеров.

- Садись, - говорит, - Трофимов, на стул.

- Есть, - говорю.

И сел, конечно. Сапог и портянки держу на коленях руками. А он с подоконника встал, пуговицу потрогал и говорит.

- Вот, - говорит, - Трофимов... Есть у меня к тебе великое дело. Дай мне, пожалуйста, слово, что умрешь, если нужно, во имя революции.

Встал я со стула. Зажмурился.

- Есть, - говорю. - Умру.

- Одевайся, - говорит.

Обулся я живо. Мозоли в сапог запихал. Подтянул голенище. Каблуком прихлопнул.

- Готов? - говорит.

- Так точно, - говорю. - Готов. Слушаю.

- Вот, - говорит. И вынимает он из ящика пакет. Огромный бумажный конверт с двумя сургучовыми печатями. - Вот, - говорит, - получай! Бери коня и скачи до Луганска, в штаб Конной армии. Передашь сей пакет лично товарищу Буденному.

- Есть, - говорю. - Передам. Лично.

- Но знай, Трофимов, - говорит товарищ Заварухин, - что дело у нас невеселое, гиблое дело... Слева Шкуро теснит, справа - Мамонтов, а спереду Улагай напирает. Опасное твое поручение. На верную смерть я тебя посылаю.

- Что ж, - говорю. - Есть такое дело! Замётано.

- Возможно, - говорит, - что хватит тебя белогвардейская пуля, а то и живого возьмут. Так ты смотри, ведь в пакете тут важнейшие оперативные сводки.

- Есть, - говорю. - Не отдам пакета. Сгорю вместе с ним.

- Уничтожь, - говорит, - его в крайнем случае. А если Луганска достигнешь, то вот в коротких словах содержание сводок: слева Шкуро теснит, справа - Мамонтов, а спереду Улагай наступает. Требуется ударить последнего с тыла и любой ценой удержать центр, дабы не соединились разрозненные казачьи части. В нашей дивизии бойцов столько-то и столько-то. У противника вдвое больше. Без экстренной помощи гибель.

- Понятно, - говорю. - Гибель. Давай-ка пакет, товарищ...

Взял я пакет, потрогал, пощупал, рубашку расстегнул и сунул его за пазуху, под ремень.

- Прощай, комиссар!

- Прощай, - говорит, - Трофимов. Живой возвращайся.

Выбежал я на крыльцо. Зажмурился. Каблуком стукнул.

"Ох! - думаю. - Только бы меня мозоль не подвела, дьявол!"

Бегу на выгон. Там наши кони гуляют - головы свесили, кашку жуют.

Выбрал я самого лучшего коня - Негра. Чудесный был конь, австрийскопленный. Поправил седло я, вскочил, согнулся, дал каблуком в брюхо и полетел.

Несется мой Негр, как леший.

Несемся мы по шоссе под липками, липки шумят, в ушах жужжит. Что ни минута, - верста, а Негр мой только смеется, фырчит, головой трясет... Лихо!

Вот мост деревянный простукали...

Вот в погорелую деревню свернули...

Вот лесом скачем...

Темно. Сыро. Я поминутно голову поднимаю, солнце ищу: по солнцу дорогу узнать легче. Голову подниму - ветки в лицо стегают. Снова сгибаюсь и снова дышу в самую гриву Негра.