Владимир Пистоленко: Памятное лето Сережки Зотова

Манефа Семеновна даже вздрогнула.

- Где? А-а-а! Силыча.

Сергей протянул к тетрадке руку, но Манефа Семеновна опередила его.

Сергей был не в состоянии сдержать того чувства неприязни и ненависти к Силычу, которое сейчас охватило его всего и, казалось, распирает грудь.

- А вы знаете, баб Манефа, что там написано?

- Что бы там ни написано, дело не наше, а хозяина. - Она подала ему узелок. - На-ка бельишко да иди с богом. Пока подойдешь, он, гляди, и выйдет.

Сергей взял узелок.

- Я пойду в поселковую баню.

- Это с какой же радости? - изумилась Манефа Семеновна.

- А с такой, что не хочу мыться после Силыча.

- Да ты что говоришь?! Матерь-дева пречистая... Как у тебя только язык поворачивается... Что тебе плохого этот человек сделал?

Сергей вдруг рассвирепел:

- Пропади он пропадом... И не человек он вовсе, а враг! Натуральный враг. Я знаю, что там написано, в тетради, - "божьи письма"! Чтоб работать бросали...

- Сережа, да ты опомнись!..

- Люди жилы рвут на работе, чтоб помочь фронту, а он... Это, баб Манефа, так ему не пройдет. Сами увидите...

Сергей выскочил во двор, позвал Шарика и двинулся не на огород, а за ворота.

Манефа Семеновна стояла среди комнаты, сжав в руках свернутую в трубочку коричневую тетрадь.

Вошел благодушный, разомлевший после пара Силыч.

- Ну, Манефа Семеновна, поблаженствовал я. Словно в раю побывал.

Но на старуху эти слова не произвели никакого впечатления.

- Беда, Степан Силыч... Ой, беда... Сергей вернулся.

Она торопливо рассказала о только что состоявшемся разговоре. Силыч помрачнел.

- И все из-за этой тетрадки, - сокрушалась старуха.

- А ты убрать не могла... Значит, грозит?

- Грозит...

Силыч хмуро глядел в пол.

- Ну что ж, суши сухари, Манефа Семеновна, дорога нам уготована дальняя, - сказал он не то всерьез, не то шутя.

- Какая дорога? - не поняла Манефа Семеновна.

- Куда Макар телят не гоняет. Если не похуже что-нибудь. Скажут, агитация. А в военное время - особые законы. Я знаю. Словом, пропали мы с тобой.

- Ну, а я при чем?

- При всем. Скажут - одна вина. Да не только мы - других запутают.

Старуха взялась за голову, запричитала.

- Не вой, этим не поможешь. Надо выход искать. В баню, говоришь, пошел? Ну, это значит, не скоро вернется, там всегда очередь, - сипел Степан Силыч. - Часа через два. Не раньше. Пойдем к Никону Сергеевичу...

Старец Никон был дома. Как всегда, он встретил своих постоянных посетителей доброй улыбкой и гостеприимно пригласил садиться.

- Никон Сергеевич, не до сидения. Погибель пришла. Мы с Манефой к тебе за советом.

Силыч торопливо рассказал все, что узнал от Манефы Семеновны.

Губы старца побелели, а лежавшая на столе рука начала чуть заметно вздрагивать. От него ждали ответа, но он молчал, словно потерял дар речи. Затем сорвался со своего места к заметался по горнице.

Силыч и Манефа Семеновна впервые видели его таким растерянным.

- Может, сбежать? - прохрипел Силыч.

Старец шагнул к нему.

- Куда? Бежать некуда! Все дороги закрыты! И под землей не скроешься.

Он снова зашагал по горнице, но уже немного спокойнее. Наконец сел.

- Что же вы наделали?!

- Прости, Никон Сергеевич! - взмолилась почти не перестававшая плакать Манефа Семеновна.

- Не во мне дело, не я должен такое прощать. Вы всё дело наше сгубили, предали на распятие Понтию Пилату все стадо Христово, отдали волкам на растерзание... И нету за это прощения и не будет!

Растерянности в нем не осталось и следа. Он весь кипел от негодования и ярости, и казалось, сам готов был растерзать провинившихся.

- Глотку ему надо заткнуть. Убеди его, сестра Манефа.

- Переменился он. Слово мое не доходит. Все вижу, - вытирая слезы, горестно сказала Манефа Семеновна. - Сама виновата, упустила я его. Ох, упустила.

- Думаешь, за это с тебя не спросится? Сторицею будет взыскано! В Евангелии что сказано? Какой мерой мерите, такой и вам отмерится, - снова напустился старец, но уже только на Манефу Семеновну.

- Не надо было эти листики писать...

- Не греши! - прервал старуху Никон. - Господь сказал - не мир я принес, но меч. И мы, мы его взяли. Против кого? Против врагов господних.

Никон помолчал.

- Сережка-то не больной из бригады вернулся? - спросил он, пытливо глядя на Манефу Семеновну.

- Нет, здоров.

- Может, не заметила, сестра Манефа? Слух такой идет - животами люди страдают по бригадам. Понос и рвота кровавая, - не отрывая от нее взгляда, проговорил Никон.

Манефа Семеновна не понимала, к чему он клонит.