- Скородил.
- Борону ты сломал?
- Я? Лопни мои глаза, провалиться на месте, ежели я.
- Кто же сломал?
- Сама сломалась.
- Сама! Уходи, уходи, нет у меня для тебя земли! Откуда я тебе землю возьму? Не могу же я всех землей наделить.
- Сделайте божескую милость.
- Ухо-ди! Нет у меня земли.
- Какую-нибудь завалящую.
- Господи, закройте ж там дверь, что же это такое, собрались посидеть, и нет ни покою, ни отдыху! Такая жажда земли, а мы тогда думали, ка-ак хорошо будет, такая светлая эпоха была!
Только собралась опять с духом и сказала свое "нуте-с" - в передней новый шум, топот, отхаркивание, отсмаркивание; староста Иван Михалыч робко приотзынул дверь.
- Что там?
- Мужики пришли.
- Вот те раз! Те?
- Те самые, намеднишние.
- Что им надо?
- Земли просят: запольный клин.
- Рожна им! Запольный клин хотят энти снять.
- Энти посильнее.
- Ну, скажи им: "У Марьи Ивановны гости, занята". И только выбрались те мужики, Иван Михалыч опять приотзынул двери.
- Энти! - шепнул. Мать моргнула.
"Энти" - богатые мужики, они, может быть, даже и задаток принесли, их, может быть, надо и водкой угостить. Дверь отворяется настежь, вся столовая наполняется запахом тулупов. Мать делает вид, будто ничего не знает, зачем пришли мужики, и даже старается их припугнуть.
- Что вы пришли?
- К вашей милости.
- Ну что... к милости?
- Пожалейте нас!
- Мне вас нечего жалеть, вы меня пожалейте. Перечисляет все их преступления за лето.
- Это не мы, - защищаются "энти" мужики, - это те, они разбойники, а мы...
- Те, те! - сердится мать. - А чьих загоняли лошадей?
- Мы прикоротим!
- И в саду копыта видела!
- Это те.
- Ваши копыта!
А задаток уже показывается в руке старшего из "энтих". Поладили скоро. Мать, довольная, направляется к горке, и там, в этой горке, там наверху только для виду стоят красивые вещи, на нижних полочках за дверцами четверти с водкой, бутылки с наливкой, уксус, пузырьки с лекарствами. Мать переливает, подливает, отцеживает мух, не раз, наверно, попадает в сивуху уксус, и постное масло наверх кружками всплывает. В дверь, теперь уже настежь раскрытую, Иван Михалыч входит, выходит с большим стаканом, подносит. "Энти" выпивают по очереди, без закуски, рукавами отирая бороды.
- Все?
- Никишке красное.
Тот всегда пьет вино только легкое, но если бы знал, что пьет! - в стакане та же сивуха, но для цвету из незаткнутой бутылки наливки, наполненной мухами так, что уж и не жидко, добавляется еще немного. И это он пьет по фасону своему, как легкое.
- Извините, я сейчас! - повторяет хозяйка гостям. И последнее короткий наряд на завтра:
- Хватею - солому возить, Кузьме - дрова рубить. Позови плотника сбить кормушку, съезди в ночное, не пасут ли на клевере. Слышишь?
- Слушаю.
- Ступай!
Кончено, садится в кресло, тасует карты, хочет раскладывать свой любимый пасьянс: "Николай умирает, Александр рождается", но опять что-то темное мелькнуло в лице, и "свой глаз" тревожно смотрит на дверь.
- Там кто?
- Я!
- Кто ты? Гусёк?
- Так точно!
- Тебе что?
- Землицы!
Пока мать, измучив себя и Гуська, решается сдать ему "завалящий клок" под работу в кружок, Курымушка под шумок перебирается на свой диван, по-своему молится, засыпая: "Господи, благодарю тебя, что не создал меня этим Гуськом".
ГУСЕК
Много думал об этом Курымушка, почему такие бедные и несчастные мужики бывают в доме, когда приходят за чем-нибудь к матери, и самые веселые люди, самые хорошие - на полях они - те же самые мужики. "Это не они виноваты, решил Курымушка, - это наш дом такой: мы купцы".
Было однажды весной у колодезя, Павел с Гуськом воду качали. Курымушка стал Гуську под руку, и тот сказал:
- Посторонись, барин!
- Какой он барин, - сказал Павел, - он купец.
- А что значит купец? - спросил Курымушка. Павел ответил:
- Индюх!
Было очень обидно.
- Нет, брат, - успокоил Гусёк Курымушку, - ты не горюй - купец нам с тобой самый хороший человек; купец - человек богатый. Что барин! Тому были бы собаки, а купец любит птицу.
- Какую птицу?
- Птицу какую! Пойдем-ка, брат, ко мне в избу, я тебе покажу.
И тащит его за рукав к себе в избу. И что там у него в избе! Тут и петух-дракун, и курица кахетинская, и скворец-говорец, и голуби-космачи, и голуби-воркуны, и куропатка ручная, а перепелов! Всякие есть, но Гусёк подводит к любимому.
- Люб ли тебе?
Перепел серый, с подбитым затылком. Какое-то сходство с Гуськом. У Гуська лицо заросло волосами, у перепела - перышками, нос голый и чуть-чуть крючком, как перепелиный клюв.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу