Борис Раевский: У нас на дворе (рассказы)

Клятву эту тоже, конечно, сочинил Алька. Но сам-то и не сдержал ее...

А ведь как носился со своей идеей! Через три года после выпуска Алька всем однокашникам даже разослал открытки: "Сэр! (Миледи!) Вы не забыли? Ровно через двенадцать лет, семнадцатого июля..." Потом через три года опять: "Сэр! Вы не забыли?.." И вот - сам забыл?! Неужели забыл свою клятву?!

Восемь мужчин чувствовали себя странно и даже неловко. Одни были словно скованные, другие, наоборот, слишком много острили, старались держаться непринужденно. Пятнадцать лет не видались. Пятнадцать лет! Лишь изредка обменивались письмами. Но много ли скажешь в письме?! За это время пареньки-десятиклассники так изменились, что, случись им встретиться на улице, наверно, даже не узнали бы друг друга. Годы, годы!.. У Туточки уже просвечивала лысина, у подполковника - виски словно солью посыпаны; Венька-лирик раздобрел не в меру. И все же по старой школьной привычке они говорили: "Ребята, помните?", "Ребята, послушайте", - хотя каждому из "ребят" шел уже четвертый десяток...

- Ребята, предлагаю так, - сказал подполковник. - Сперва прочитаем "мечты" наши. Нас восьмерых. А насчет остальных - потом подумаем.

Так и решили. Уселись в кружок, прямо на траве, под тополями. Читать поручили подполковнику. Но Туточка поднял руку, как на уроке, похлопал своими веерами-ресницами.

- Внеочередное заявление. Разрешите?

Еще в школе мальчишки шутили: не поймешь, что у Туточки длиннее, ноги или ресницы. Ресницы, в самом деле, были такие огромные, казалось, они даже мешают Туточке.

Он встал, достал из кармана какие-то бумажки.

- Не кажется ли вам странным, милостивые государи, что нынче здесь собрались только мужчины, восемь уважаемых мужчин?! А где же вторая половина рода человеческого? Где наши девчонки? - он потряс листками. - Вот письма от Нины, Вики и Томки. Они помнят о встрече, жаждали быть, но... - Туточка развел руками. - У них маленькие дети. У Вики даже трое!

- Молодец Вика! - воскликнул Венька-лирик. - Послать ей приветственную телеграмму!

Все засмеялись.

- Считать причину неявки уважительной, - сказал подполковник.

Он развязал шпагат, отобрал из груды отсыревших пожелтевших бумаг восемь листков - некоторые были сложены, как аптечные порошки, - и развернул первый такой "порошок".

- Яков Чухлин, - объявил он, и все разом посмотрели на Туточку.

Подполковник прочитал записку. Мужчины заулыбались. Им, умудренным опытом, Туточкины планы сейчас казались уж чересчур наивными. Он хотел стать изобретателем. Непременно изобретателем. И тут же подробно излагал идею своего первого открытия: способа передачи мыслей на расстояние.

- Нет, Эдисон из меня не вышел, - улыбаясь, сообщил Туточка. - Пытался. Но... Видно, шарики плохо смазаны, - он похлопал своими длинными ресницами; казалось, даже ветер поднялся. - Однако все же кончать самоубийством не собираюсь. Работаю. Инженер-теплотехник. Жена, двое детей...

Записки были разные, и серьезные, и трепливые. В них удивительно ясно вырисовывался характер каждого. Скромный, сдержанный Сашка мечтал поступить в медицинский. Вот и все планы. А посмотри-ка! Стал уже подполковником, заведует отделением нейрохирургии, опубликовал восемь научных работ.

Задиристый, хвастливый Венька Горохов писал, что не позже, чем через пять лет, войдет в команду мастеров класса "А". Мужчины перемигнулись. Венька сегодня уже успел назвонить всем, что футбол - это так, чепуха, он давно забросил это баловство. Сейчас трудится за баранкой. А что?! Работенка не хуже других. И монет зашибает, пожалуй, больше некоторых кандидатов наук!

Потом стали читать "мечты" девчонок. Ну, те, конечно, не могли без фокусов. Первая же записка - без подписи.

"Хочу стать хорошей женой: пусть у меня будет умный, хоть и не очень красивый муж (но обязательно высокого роста!). И пусть будет трое детей. И все трое - сыновья. Не смейтесь! Честное слово, это не так уж глупо. А все остальное - приложится!"

Мужчины заулыбались. Туточка предложил выяснить фамилию анонима: посмотреть подписи на остальных записках и методом исключения... Но Венька-лирик запротестовал. Неблагородно! Не хочет известности - не надо! Все дружно поддержали его.

Инка писала: "Неважно, кем быть, важно - каким быть! У меня только одно желание: прожить жизнь честно, не мирясь ни с какой, даже самой маленькой подлостью".

И все сразу вспомнили эту крохотную, тоненькую девчушку. Когда она ввязывалась в спор, голос ее звенел от напряжения. Казалось, вот сейчас лопнет, как туго натянутая струна.