Катерина Ракитина - Радуга (Птицы в пыльных облаках)

Его встретила радостной улыбкой государыня. Она стояла у каменной стенки, из которой, если вынуть затычку, начинала струиться вода и падала в маленький, каменный же, бассейн. Государыня тоже умывалась, и на лице и руках блестели под солнцем капельки воды, кожа была загорелой и чистой, волосы растрепались, налипли к мокрым щекам. На государыне было незнакомое платье, похожее на белую волну. Сашка опустил глаза. Теперь он видел только утоптанную землю и свои пыльные ступни.

- Почему вы меня избегаете?

Вот так и на "вы". Сашке сделалось больно.

- Я не избегаю. Я занят, - пробормотал он.

- И вечером?

Она что, свидание хочет ему предложить?

Он поднял голову, синие глаза были угрюмы. Похоже, со стороны он выглядит, как дурак.

- И вечером.

- О-ой. А я хотела попросить.

- О чем? - Сашка не выдержал взятого тона и сам на себя рассердился.

- Я видела у тебя два тренировочных меча.

- А разве хозяин...

- Я его боюсь.

Вот так. Понимай, как хочешь. То ли он, Сашка, так слаб в искусстве клинка, что годится для нее в соломенные чучела, то ли...

Он взрыл носком пыль:

- Ну, я не знаю...

- Я знала, что ты согласишься. После заката?

Сашка угрюмо кивнул.

Государыня зря жаловалась, что забыла все на свете. После особенно быстрого ее выпада Сашка едва отпрыгнул и не сел штанами в волну. Море радостно облизало ноги соленым языком.

И с чего он позволяет над собой издеваться? Да она вертит мечом так, как иные... м-м, дамы языками или веретенами. Или мужьями. Сашка вскрикнул. Клинок прошел, задевая шею. Чуть ближе - и валяться ему в обмороке на песке. Государыня опустила меч:

- Жив?

Сашка легонько постучал по ее клинку своим, призывая продолжать, в полуповороте обошел ее слева, попытался обхватить за запястье руку с мечом. Государыня ушла легко, будто танцуя, будто под босыми ногами мозаики бального зала, а не шершавый с колючками песок. Злобный куст подвернулся под голую пятку, Сашка взвыл и подпрыгнул. Со стороны это выглядело, должно быть, как особо хитрая ухватка, и государыня глухо закрылась, перестав нападать. Белый песок с синими ямками следов под большими звездами; мерцание моря, запахи водорослей и соли, шум волн и глухой стук смыкающегося дерева... Сашка словно выпал из мира и плыл в безвременьи. Тело двигалось само собой, скользило, уклонялось и нападало, и это было больше сродни волшебному танцу, чем поединку...

Она положила ему руку на грудь, поймав в ладонь сердце. От нее пахло потом и смолой. Государыня тяжело дышала, губы приоткрылись и потрескались, и внутри трещинок чернела кровь. Поймать губами прохладную вишню, обморочно черную, сдавить - и сквозь трещинки брызнет сок...

Они долго сидели, прижавшись друг к другу, на его куртке, постеленной на кромке прибоя. Сашка жалел, что у него нет второй куртки, чтобы укрыть государыне плечи. Она продрогла после купания и мелко вздрагивала, и тогда Сашка прижал ее к себе, кутая в свою рубашку поверх собственной; голую кожу холодил ветер, вызывая пупырышки, Сашка сердито ежился и смотрел на звезды, зная, что нелепо краснеет и, по-счастью, этого не видно в темноте.

Сашка вздыхал, прижимая мокрый рукав рубашки к виску государыни. Она стояла на коленях, упираясь мечом в песок, и на испуганное: "Больно?" отвечала:

- Нет. Погоди. Счас пройдет.

Все равно было больно. Сашка знал. Сам получал сколько в учебных боях. Хоть и деревяшкой. И он бегал и бегал к морю смочить рукав, чтобы остудить боль, и сердито качал головой.

- Шишка будет!

Государыня поднялась на подгибающихся ногах, с Сашкиной помощью доковыляла до воды и долго умывалась, затирая невольные слезы.

- Государыня... - тихо позвал Сашка. - Ну зачем тебе это? Ну ты же знаешь, что любой из нас будет драться за тебя.

Она посмотрела ему в глаза.

- Да, а ты думаешь, я смогу посылать вас на смерть и отсиживаться за спинами?!

- Погибнуть в бою - это участь мужчин.

- Кто придумал такую глупость? - она встала на ноги, обхватила пальцами рукоять меча:

- Начали!

Они вернулись на рассвете. На цыпочках прокрались мимо Шарика (или Шавика, как ласково называл его хозяин) - псинки маленькой, но весьма голосистой; а когда Ястреб сажал Шавика в бочку, чужой мог подумать, что во дворе надрывается самое меньшее волкодав. Сашка знал, что волкодавы молчаливы, а Шавика прикормил курицей, и тот дрых без задних ног. На стук калитки из будки выползла котявка, широко зевнула розовым ртом и убралась досыпать. Государыня ушла к себе. А Сашка присел на крыльцо, положив рядом мечи, и задумался. Он машинально подвинулся, когда вышел хозяин: в холщовых штанах до колен, босой и тоже задумчивый. Он опустился, заставив доски скрипнуть, и посмотрел на Сашку.