Владислав Крапивин - Мраморный Кролик

Утром сестра усадила меня делать домашние задания, которые накануне принесла Прасковья Ивановна. О вчерашнем никто не сказал ни слова. Но в школу я пошел не один, а с сестрой. И думал, что объяснения не кончились. Ну и пусть! Кролик по-прежнему был у меня кармане — твердый и надежный.

Когда подходили к школьным дверям, окликнул меня добродушный второгодник Серега Тощев:

— Эй, Крапива, чё вчера в школе-то не был?!

— Ну, что? Приятно тебе это слышать? — «вчерашним» тоном спросила сестра.

— Приятно, — сказал я.

Никаких объяснений не случилось. Прасковья Ивановна что-то тихонько сказала сестре, а меня подтолкнула к парте:

— Славик, садись на место. Старайся быть внимательным и не пиши, как курица лапой…

Вот и все. Я сел, высадил себе на колено Кролика и погладил его по ушам…

Если бы это был просто рассказ о Кролике, следовало поставить точку. Но та самая «цепь ассоциаций» тянет воспоминания дальше воспоминания дальше, подсказывая, что можно выстроить новый сюжет.

Правда, иногда возникает вопрос: а кому в наше время нужны эти сюжеты? Кто читает книги в эпоху наших гламурно-кризисных представлений о мире? То есть читают, конечно, только уж никак не о детстве, в котором жили отцы и деды. Читают о киллерах и вампирах, о сексуальных страстях, о доблестных милицейских следователях и не менее доблестной братве, о магах и запредельных мирах, никак не связанных с нашей грешной реальностью…

А дети, кому они нужны? И те, кто жили давно, и те, кто живут сейчас? Простая мысль, что без детства нет будущего, давно затоптана у упрятана под болтовней о ценах на нефть и предвыборными страстями. А человеку, проявившему интерес к проблемам детства, говорят: «Странные у вас склонности. Нет ли здесь чего-то этакого?»

А я полвека работаю с ребятишками и пишу о них книги. Так уж получилось, что именно эта тема зацепила меня еще в студенческие годы. И перестраиваться поздно.

Тем более, что это было бы изменой тем, ради кого я вкалывал всю взрослую жизнь. Да и не сумею. Потому что до сих пор уверен: привязанность мальчика к игрушечному кролику-малютке — явление не менее важное, чем проблемы Большого адронного коллайдера или скандальные ситуации в мировой экономике. Потому что глубины ребячьей души (пока она не закоснела в «житейской мудрости») столь же масштабны, как глубины космоса. Простите за излишнюю пафосность и спорность суждений. Они спорны для многих, но не для меня. Гарантия тому — мраморный малыш с прижатыми ушами и ласковой мордашкой, сидящий передо мной на крышке принтера. Кролик с твердым тельцем и живым сердечком внутри…

Хотя вообще-то он не кролик, а зайчик.

Дело в том, что зайцы — настоящие и придуманные, игрушечные и обитающие в книжках — всегда были моими любимыми существами…

Куда девался мой первый любимый заяц — тряпичный, потрепанный, мягкий — я не знаю. Он сохранился лишь на размытом фотоснимке, где я, трехлетний, сижу на трехколесном велосипеде и серьезно «смотрю в будущее», а заяц смотрит у меня из-за локтя — он устроился сзади, на этажерке… Что с ним стало потом?

Зато других своих зайцев я никогда больше не терял. Даже истерзанного резинового зайчонка, неизвестно как попавшего в кладовку, забрал с собой, когда переезжал из Екатеринбурга в Тюмень. А всего зайцев у меня — целая компания. И самый знаменитый — герой нескольких книжек и «любимец публики» — Митька.

Потрепанный, увешенный значками и амулетами, продутый морскими ветрами путешественник и философ. Но о нем я писал много раз. А Кролик — скромный и преданный — оставался в тени. Мало того, были годы, когда он, полузабытый, обитал где-нибудь в ящиках письменных столов или в кладовках. Но наконец я обрел собственный кабинет, и Кролик поселился на электрокамине, рядом со старинным тюменским зеркальцем — еще более пожилым, чем он сам…

Иногда смотрит и спрашивает:

— Помнишь, как ты мне пел: «Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять…»?

Я помню. Только пел я не «умирает зайчик мой», а «убегает…» Зачем пугать малыша?

Теперь, помня про «цепь ассоциаций», самое время перейти к зайчику, который «вышел погулять».

Но сначала о кораблях. Такая вот странная взаимосвязь.

В 2007 году я приехал в Тюмень из Екатеринбурга, в котором прожил полвека. Вернее, не приехал, а вернулся. В город своего детства. Причин тому множество и писать здесь о них не время и не место. На вопросы я отвечал коротко: «Отяжелевшего зверя под старость всегда тянет в родную берлогу». И в этом была немалая доля правды…