Софья Радзиевская - Рам и Гау

На золотистой полосе заката впереди зачернела линия раскидистых деревьев: берег! Лесистый берег долгожданной реки! Не сговариваясь, люди орды кинулись бежать. Они мчались, опережая друг друга и не думая об опасностях, которые могли таиться в прибрежных кустах.

Ближе, ближе… Узкая полоса леса, тянувшаяся по берегу, не задерживала их бега. Они остановились, задыхаясь, лишь на крутом обрыве над самой рекой. Но это было не то место, откуда люди орды покинули её, направляясь к горе, в поход за огнём. Скалистый берег здесь оказался высок и крут, с обрыва извивалась по уступам тропинка, протоптанная зверями, ходившими на водопой. Она петляла и спускалась к широкой золотистой отмели, где можно было приятно погреться.

Едва передохнув, люди с весёлыми криками бросились по тропинке вниз, к сладкой речной воде, не отравленной пеплом, как ручьи, поившие их в дальнем странствовании. Запылённые, с забитыми пеплом волосами, они припадали к воде всем лицом. Утоляя жажду, вода обмывала тёмные лица, смывала грязь с рук, на которые люди опирались.

На опустевшем обрыве остались три человеческие фигуры, ясно видные на фоне закатного неба. Они не смотрели вниз на реку, наоборот, повернувшись к ней спиной, не отводили глаз со стороны, откуда пришли.

– Огонь! – проговорил Гау.

– Огонь! – отозвался старый Мук.

– Огонь! – повторил мальчишеский голос.

Чуть видная издали тонкая струйка дыма стояла на горизонте.

Через минуту все трое повернулись и спустились вниз, к коричневым телам, припавшим к воде на золотистой отмели. Там они пили и веселились, как все, Рам смеялся, глядя, как кувыркается на песке, точно забавная обезьянка, маленькая Кама, но тут же вскипел и отвесил затрещину негодному Ваку: тот больно ущипнул девчушку, чтобы позлить его, Рама, и получил по заслугам.

Когда прошли первые минуты радости, люди орды устремились наверх, к деревьям. Карабкаясь по обрыву, они наткнулись на великолепную пещеру. Совсем такую, как та, из которой их выгнали страшные рыжеволосые. Воспоминания о пещере, о рыжеволосых были ещё так свежи в их памяти, что некоторые женщины, уже стоя у входа, вскрикивали и оборачивались, точно ожидая: вот-вот из кустов раздастся страшный вражеский клич. Но клича не было, а пещера была просторная и сухая, пол у входа покрывали сухие листья, занесённые ветром с соседних кустов.

Постепенно, вскрикивая и пересмеиваясь, люди все забрались в пещеру. Густые кусты, разросшиеся у входа, отлично закрывали её от ветра. В желудках ощущалась приятная сытость от съеденной днём жирной молодой антилопы. Люди подгребали под себя сухие листья, садились и, опустив головы на колени, постепенно затихали. Это было удобнее и проще, чем строить на деревьях помосты.

Наконец, говор и шум стихли окончательно. Не успокоился, не заснул лишь старый Мук. Присев на кучу листьев, он опять принялся за свои куски камня, которые вытащил из травяной сетки. Он перебирал, обнюхивал их, даже пробовал на зуб и, довольный, покачивал лохматой головой. Иногда он ударял одним камнем о другой и, наклонив голову, прислушивался к звуку удара.

Люди перестали дремать. С напряжённым вниманием они следили за тощими мохнатыми руками. Ведь лучше старого Мука никто не умел обтесать камень. Свои каменные рубила многие потеряли в страшном бегстве от огня, и Мук не успел ещё для всех изготовить новые. Поэтому люди орды на этот раз не рассердились, что он нарушил их покой. С завистью и надеждой они косились друг на друга и прислушивались к ударам ловких старых рук.

Урр тоже лениво повернул голову и взглянул на работу Мука. Приподняв свой огромный камень, он тихонько покачал его в страшных лапах, опустил, зевнул и, привалившись к стене, опять задремал. Ему лёгкие игрушки не нужны.

Рам давно проснулся и осторожно высунул голову из-за спины Маа. Не отрываясь, следил он за работой Мука: рот его полуоткрылся, крупные зубы блестели почти так же ярко, как маленькие глаза под нависшими бровями.

Но вот Мук выбрал подходящий камень. Он довольно забормотал, сидя зажал камень между подошвами ног и начал ловко ударять по нему другим камнем. Осколки полетели вокруг, яркими звёздочками вспыхивали и угасали маленькие искры. Здесь, в полумраке пещеры, искры светились особенно ярко. Попадая на сухие листья и стебельки травы, некоторые угасали не сразу: как маленькие глазки-огоньки, выглядывали они между стебельками.

Рам опять затосковал по огню, по его весёлым горячим языкам. Словно мохнатая ящерица, он осторожно подползал на животе всё ближе к Муку, не отрывая от него глаз, а старик бормотал всё громче, ударял всё сильнее, быстрее. Искры целыми стайками опускались на сухие травинки…