Софья Радзиевская - Рам и Гау

Вздох облегчения вырвался было из груди людей орды, но тут же перешёл в горестный стон: у выхода носорог повернулся, потоптался и замер, точно безобразная каменная глыба. Но эта глыба жила, ей было мало пролитой крови: она ждала и жаждала ещё.

Время шло, носорог никуда не торопился. Он перешёл немного дальше в тень раскидистого куста и устроился под ним, головой к ущелью. Он лежал неподвижно, только лёгкие движения чутких ушей как бы говорили: я плохо вижу, но зато хорошо слышу.

Но слышать было нечего: люди орды, застывшие на каменных стенах ущелья, казалось, и сами превратились в камень. Едва осмеливаясь дышать, они робко переводили глаза от входа в ущелье на тропинку вдоль ручья, узкую, извилистую. За первым поворотом ущелья она скрывалась из глаз. Что страшнее: грозный сторож у входа – носорог или то, что, может быть, таится там, за изгибом ущелья?..

Нужно было решаться. Горячая вода ручья пуста: ни рыбы, ни ракушек. На каменных стенах – ни пучка съедобной зелени: Голод сжимал желудки. Путь на равнину закрыт, остаётся другой – вверх по ущелью…

Гау больше не колебался. Тихий возглас, взмах руки – и тёмные тела зашевелились бесшумно, как тени, на которые они и походили цветом. Люди орды заскользили с одного уступа на другой, цепляясь за малейшие неровности в стенах ущелья, точно огромные коричневые насекомые. Спуститься вниз не решались: слишком близка уродливая чёрная голова, слишком чутки безобразные уши носорога. С каждым шагом люди удалялись от выхода на весёлую равнину. Сердца их были полны страха, желудки пусты. Третьего пути не было.

Вдруг где-то глубоко внизу послышался гул. Он становился всё громче, к нему присоединился грохот падающих камней. Они неслись сверху, прыгали по выступам стен, с громом валились в ручей. Наконец, раздался удар, от которого дрогнули стены ущелья: огромная скала у входа зашаталась и рухнула, закрывая выход на равнину. Грохот её падения оглушил людей. Они упали лицом на камни и лежали, не чувствуя ожогов от горячей воды, которая взлетала фонтанами от ударов падающих камней. Носорог был забыт.

Но долго лежать было невозможно: перегороженный скалой, ручей быстро вздувался, пенился и вскоре заполнил ущелье во всю его ширину. Оно превратилось в озеро, и уровень воды в нём быстро поднимался.

– Вверх! Вверх! – Ослеплённые брызгами, оглушённые грохотом, люди орды теперь карабкались, прыгали, увёртывались от догонявшего их снизу потока.

Рам мчался вместе со всеми. Он спотыкался и падал чаще других, так как хватался за скалы одной правой рукой: левая крепко прижимала маленькое тельце, беспомощно мотавшееся на его плече. Он бежал и плакал от ужаса перед тем, что творилось вокруг. Но ему и в голову не приходило сбросить живую ношу и тем облегчить себя.

Своего голоса Рам не слышал. Не слышно было даже шума воды, кипящей белой пеной. Но она поднималась быстро и неотвратимо. Остановиться на бегу хоть на минуту – значило погибнуть в водовороте. И люди не останавливались.

Сыпавшиеся сверху камни по чистой случайности ещё не погубили ни одного из них, пока они потеряли только раздавленных носорогом. Но люди чувствовали: силы их слабеют, победителем в беге на скорость останется вздыбившийся, ошалевший поток, если не случится чудо…

И оно случилось: мощный удар снова потряс скалы, стены ущелья разошлись, точно сделанные из мягкой глины. Дно его превратилось в бездонную пропасть, и в ней, крутясь и пенясь, исчезла преследовавшая людей вода. Теперь ручей водопадом низвергался в пропасть, зиявшую под ногами застывших на обрыве людей. К их счастью, они оказались все на одной стороне ущелья. Окажись они по обеим сторонам провала– им бы уже не соединиться. Люди орды не знали, сколько времени оставались на выступах скалы, словно птицы рассеянной стаи. Но не было у них крыльев, чтобы спастись из этой каменной темницы.

Стены ущелья продолжали ворчать и вздрагивать, но грохот теперь отдалялся, будто уходил в глубь потревоженной горы. Дым наверху её превратился в мощный столб и всё плотнее закрывал кусочек неба над ущельем. Начало темнеть. Вдруг Гау схватил за руку Мука, бессильно лежавшего около него на скале.

– Огонь! – сказал он тихо: кричать и у него не было силы.

Мук повернулся. Дымный столб не растаял, как обычно, в темнеющем небе. Он ярко светился: громадные языки огня играли в его толще и выбивались наружу.

– Огонь! – отозвался старик и даже приподнялся на локте, точно это слово придало ему силы.