Анатолий Соболев - Тихий пост

- Красота-то какая! - зачарованно выдохнул Генка Лыткин.

Ребята притихли, будто попали они в волшебную сказку, в хрустальный дворец Снежной королевы.

И вдруг исчезло все. И снова только призрачный рассеянный свет луны, снова безмолвная снежная синяя пустыня и молчащее небо.

- Вот здорово! - обрел наконец дар речи Костыря. - Как в сказке! Было - не было.

Будто бы в доказательство, что это не сказка, опять ударил посреди неба свет, словно взрыв гигантской беззвучной бомбы. Вспыхнула и засияла в зените многоярусная огромная звезда, и лучи ее протянулись в полнеба, многоцветные, яркие, холодно сверкающие. И казалось, что огонь этот гремит в бездонной выси. Захватывало дух от мощи, красоты и необычности величественного зрелища. А стрелы все летели и летели и, постепенно теряя свою яркость и силу на излете, туманно растекались по краям неба, рассасывались в темноте горизонта.

- Вот бы нарисовать, - мечтательно вздохнул Лыткин, во все глаза глядя на это чудо природы.

- Нарисуй, - предложил Чупахин. - Ты же художник.

- Красок таких нет, - задумчиво и сожалеюще ответил Генка. - Никогда не подобрать таких красок.

Долго еще стояли матросы, стояли, пока не погасло северное сияние. И тогда почувствовали, что закоченели.

- Так не заметишь и дуба дашь, - лязгнул зубами Костыря. Опомнишься, а ты уже в деревянном бушлате и свечка в руках.

Гурьбой ввалились в теплое помещение.

- Пользы нету от твоих рисунков, - сказал вдруг Чупахин Лыткину.

- Как нету? - не понял Генка и даже перестал намыливать руки.

- А так, - убежденно ответил старшина, с наслаждением фыркая под умывальником. - Сам же говоришь - северное сияние не нарисовать, красок таких нету.

- Ну точно не передашь, конечно, - согласился Генка, - а настроение передать можно.

- Ничего не получится. Можешь ты вот, к примеру, лес нарисовать? Ну стволы там нарисуешь. Это и ребятишки смогут, у меня вон братишки тоже малюют. А вот шум в вершинах сможешь нарисовать или птичье пение? А-а, вот то-то! - победно посмотрел Чупахин, хотя Генка не возражал. - А без птиц какой лес! Или вот степь. Перепелки: "Пить-попить! Пить-попить!" Днем. А вечером: "Спать пора, спать пора!" А без перепелок какая степь! Как цветы пахнут, как пчела жужжит, суслик свистит - это ты нарисуешь? Голоса их?

- Голоса, конечно, не передашь, а шум ветра передать можно.

- Это как же? Патефон сзади поставишь?

- Нет, без патефона. Вот есть такая картина художника Рылова, "Зеленый шум" называется. На ней березы под ветром нарисованы, и шум слышно.

- Ну это ты врешь, - усмехнулся Чупахин и стал с удовольствием окатывать ледяной водой из рукомойника свою бурую и жилистую шею.

- Нет, не вру.

- Значит, за картиной воздуходувка стоит.

- Нет, не стоит. Смотришь - и слышишь шум. Представить надо.

- Представить - это не то, - стоял на своем старшина. - Представить я все могу, даже что Костыря сутки слова не скажет. А вот ты нарисуй. Перепелка говорит: "Пить-попить". Или вечером сидишь у озера и слушаешь, как в камышах утка с выводком шепчется: "Шш-ш-ши, ххр-ш-и!" Это она знак подает. Сидите, мол, тихо. А они тоненько так ей: "Пи-пи-ипь, пи-пи-ипь". Сидим, мол, сидим. Или рыба играет. По воде хвостом "чмок!" - и круги! Увесисто так "чмок!". И опять тихо. Ворона каркнет - и тишина. Век бы так сидел и слушал. Вот нарисуй попробуй. Нет, не нарисовать, - убежденно заключил старшина и начал крепко растираться полотенцем. - Вот портрет какой - это верно, это можно нарисовать. У нас завклубом был до войны. Здорово рисовал. По клеткам с фотокарточки. Умрет кто - ему несут фото. Он раз-раз - и готово! Как живой покойник сидит. Ты умеешь портреты?

- Я природу больше, - ответил Генка.

- Большие деньги загребал.

- Кто? - не понял Генка.

- Ну кто. Завклубом. Несколько деревень обслуживал. А долго ли, раз-раз! - и портрет. Легкая работа, только руку набить надо. Озолотиться можно, если участковый или фининспектор не застукает. Так ты не умеешь портреты?

- Не пробовал.

- А ты спробуй. Меня вот нарисуй, - предложил Чупахин.

- Давай, - неожиданно согласился Лыткин.

- Идет, - обрадовался Чупахин. - Только я в парадное оденусь.

- Да не сейчас, потом когда-нибудь, - видя такую поспешность, сказал Генка.

- Почему потом? Вот вечером будет личное время и рисуй.

- Нет. Мне надо приглядеться к тебе, характер понять...

- Чего тебе мой характер! - удивился Чупахин. - Ты лицо рисуй - и все. Чтоб похож был.

- Нет, так нельзя.

- Почему нельзя? К фотографу вон приходишь, он не спрашивает, какой у тебя характер. Чик! - и готово!