Наталья Соломко: 'Если бы я был учителем'

- Пошли, - говорю я. - В общаге пиджак.

- Да ладно... - вздыхает он.

- Пошли, пошли.

На вахте сидит очень строгая женщина, ее задача, как я понял, никого не пускать. Ни за что!

- Куда? - спрашивает она строго.

- Домой! - решительно отвечаю я.

- А кто это с тобой? Посторонних не пускаем! - говорит она еще строже.

- Я пойду?.. - говорит пацан.

- Никуда ты не пойдешь, - говорю я. - Это не посторонний, это мой брат.

- А-а... - понимающе говорит женщина. - То-то, я гляжу, похож вроде... Ну, тогда ладно. Погоди, фамилию запишу... - И она пишет, бормоча: - Комната во-семь-де-сят семь... брат... Как брата звать?

Я смотрю на мальчишку.

- Митька...

- Ми-тюш-кин Ми-тя... - записывает женщина. - Ишь ты... Идите-идите...

Мы идем.

- Чай будешь пить? - спрашиваю я.

- Не... Меня дома ждут...

Я достаю из кармана мелочь.

- Спасибо...

- Заходи, - говорю я.

- Ладно... - соглашается он не очень уверенно.

- Нет, правда... Приходи, поиграем как-нибудь...

Пацан смотрит удивленно.

- Да я один тут торчу... - объясняю я. - В целом доме. И знакомых у меня в городе - никого...

- Завтра приду... - говорит пацан и уходит. А потом свистит под окном.

Я выглядываю.

- А тебя... А вас как зовут?.. - спрашивает он.

- Андрей.

- Вы не ходите один вечером... С Тобиком лучше не связываться!..

- С каким Тобиком?

- Ну с этим... которому ты дал...

- Ладно, - говорю я. - Спасибо.

Пацан убегает. Снова вокруг тихо и пусто. И еще целая неделя до возвращения рыжей...

- Вот бы ты был учителем у нас! - говорит Василь.

- Не, он не успеет... - говорит Митька. - Нам еще семь лет учиться, да? А ему четыре в училище да пять в институте...

- Я сразу после училища пойду, я буду у малышей учителем, - говорю я.

Митька считает, зажмурив один глаз.

- Все равно не выходит... - вздыхает он. - Мы тогда уже в восьмой перейдем...

- Жалко! - говорит Василь. - А у нас учителка такая злющая в первом классе была! Чуть чего - ка-ак закричит! У нас один даже заикаться от нее начал, во!..

Теперь мы везде ходим втроем. Митька, Василь и я. Митька и Василь всегда вместе. Это Митька так сказал, когда пришел на следующий день.

- Заходи! - я ему обрадовался, хоть и не знал совсем.

- Только я не один... - нерешительно предупредил Митька.

- Ну заходи не один...

И сначала в комнату вошел круглоголовый улыбчивый Митькин друг, а потом сам Митька.

- Как это вы прорвались вдвоем? - удивился я.

- Я же брат... - напомнил Митька. - А Василь через окно в туалете...

- Ну даете! - сказал я им. Мне смешно было смотреть на их серьезные, решительные лица. Но был, правда, рад им. - Хорошо, что пришли, а то я тут почти помер от тоски...

- Мы тоже... - вздохнул Митька.

- Нас в городской пионерский лагерь отдали, - сообщил Василь.

- Ну?

- Так мы сбежали, - улыбнулся Митька. - Я сказал, что брат приехал... Ну и отпустили... Пойдем на пруд!

И мы стали путешествовать: то на пруд, то в зоопарк. Или просто ехали в центр и бродили по улицам. Я уже не боялся заблудиться.

Нам хорошо было втроем. Но вчетвером было бы лучше. А рыжая все не возвращалась. Ее не было уже сто лет и не будет еще тысячу. И три дня.

Они поймали меня утром, на берегу, когда Митька и Василь скакали и брызгались, еще не решаясь прыгнуть в воду.

- Ну что, гад, попался? - белозубо улыбнулся мне парень.

Тобик. Он был не один, Митька точно мне тогда сказал. С ним было еще пятеро. Тобик улыбался, а они стояли чуть позади и смотрели без улыбки.

Я уже разделся, рубашка и брюки лежали на песке. Я наклонился, чтобы поднять их - мне как-то сразу захотелось одеться, но Тобик наступил на одежду.

- Ничего, - сказал он. - И так сойдет.

Эти, что стояли за ним, промолчали.

Я, в общем, не испугался. Пугаться было бесполезно. Страшно ведь, когда ждешь и неясно, что будет. А тут все, в общем, ясно. Я однажды видал такую драку. В поселке, у клуба, вечером. Их было много, они свалили его и стали пинать. Я до сих пор помню, хоть это давно было. А тот, кого пинали, кричал что-то, пытался обнять их за колени...

Ни за что!.. Нужно убежать! Или прыгнуть в воду и уплыть, фиг с ней, с одеждой, у меня еще есть брюки и рубашка...

Я начал потихоньку отходить к воде. Они не мешали мне, стояли и смотрели. Видно, не ждали от меня такой подлости, думали, что я благородно позволю попинать себя всласть...

Конечно, так было бы красивее: драться одному против шестерых. Во всяком случае, пока стоишь на ногах... А потом? Когда они меня свалят и ногами им будет удобнее?..

Надо сматываться, это точно! Я сделал еще шаг назад... Нет, я не боялся их, я их ненавидел! Я думал о них раньше. Ну, не об этих именно, а вообще о таких, я их много видел... Мне они никогда не нравились, но когда они никого не пинали ногами, а просто бродили в одиночку по улицам и глаза у них были тоскливые, как у людей, мне было их жалко. Я думал: так получилось, что они - не люди... Это их несчастье. Я жалел их потому, что ничего у них не было в этой их дурацкой и злой жизни и ничего им было не надо... Есть... Пить... Ходить толпой, чтоб все расступались и боялись их... А зачем нужно, чтоб их боялись, они ведь и сами не знают... Мне это странно было: ведь все мы родились похожими, и все - людьми... Как же они стали такими? Разве они не знают, что если пнуть человека ногой, то ему больно? Или знают и им это нравится? Почему? Может быть, их не учили быть людьми? Но тогда кто-то ведь виноват в этом?.. Кто-то должен был их научить?.. Я поэтому решил стать учителем... Потому что я и сам мог быть таким, только мне пнуть было трудно... Мне жалко было... Но я же помню... Живешь-живешь, и всякий над тобой хозяин, всякий командует как хочет. Потому что он - сильный. Или он - старше. А ты - маленький, ты делай что велят. А обиды копятся, просто нет сил пока ответить... И все думаешь: вот вырасту, тогда я вам!.. Я вам всем!..