Леонид Сапожников - Рождение автомобиля

Я с ним беседовал и узнал, что отец у него парикмахер, а Володя брать ножницы не захотел: «У меня от одеколона эта самая... аллергия». Пошел на «Коммунар», потому что от дома близко. И не очень смотрят на характеристику.

Я спросил:

– Она у тебя неважная? А почему?

– Ну, дрался. Разное было...

Постеснялся Бычков сказать, что пришел на завод с отсрочкой приговора. И что есть у него на ближайшие два года два пути: честно жить и работать или – тюрьма...

На восьмом посту он многое освоил: и подлокотники ставил, и обивку дверей. Сейчас поручили педаль сцепления. Средний заработок – сто девяносто. Но девушка, с которой гуляет, советует уходить: «У тебя,– говорит,– руки в мозолях».

– Ну и что же тут такого? Настоящая мужская рука.

– Ей не нравится.

– Она, случайно, не маникюрщица? Бычков усмехается:

– Поваром она будет.

А кем, каким будет Бычков? Для автомобильной промышленности это мелкий вопрос: не он, так другой установит педаль сцепления на «Запорожец». Но для того и работает в сборочном Татьяна Викторовна, чтобы за педалями не потерять человека.

– Девушку бы ему хорошую, и я была бы спокойна.

– Но не станете же вы,– спрашиваю,– ее искать?

– А почему бы нет? Смогу – найду. С этой Томочкой-поварихой пропадет он...

Телефонный звонок.

– Татьяна Викторовна, меня уволили уже или нет?

– Приходи, поговорим.

– А... ничего?

– Боишься?

– Да не, я так... Сейчас буду...

Это еще один «далеко не сахар» – шестнадцатилетний Олег Романюк. Надоела операция, захотел на новую. Мастер сказал: «Потерпи пару дней. Сейчас некем тебя заменить». Романюк ждать не стал – просто не вышел на работу. Прогулял целую неделю. Из-за него бригада премию потеряла – рублей пятьдесят каждый. Олег это хорошо понимает. Прошмыгнул к Татьяне Викторовне, как заяц, аж запыхался – робеет попасться ребятам на глаза.

Олег,– сказал я,– дома тебя тоже не было всю неделю. Какая причина?

– Вы мою маму еще не знаете, как она бьет...

– Но ведь за дело?

– Вообще-то да, но не такими мерами надо воспитывать...

– Во, грамотный! – восхищается Татьяна Викторовна.– Все понимаешь! Кроме того, что конвейер – не песочница в детском саду: хочу – играю, не хочу – потопал себе... Вот ты футболист. С поля ушел бы без замены?

– Скажете!

– Ас конвейера, выходит, можно... Ты где жил неделю?

– У парня в общежитии.

– Позвони матери.

– Уже звонил.

– А она?

– «Иди,– говорит,– домой».

– А ты?

– «Да? – говорю.– Чтобы мне всыпали по первое число?» – «Иди,– говорит,– ничего не будет».

– Ну и как?

– Не била. Спрашивала, где ночевал, что ел.

– А потом?

– Плакала: «Сколько ты еще меня мучить будешь?» Ну, я обещал ей, что все, конец...

Мать Олега – литейщица, «Коммунар» для нее родной. Выходка сына в ее глазах – предательство, а не просто прогул. Рука у матери крепкая, даже слишком. «Когда появится, не бейте, – просила Татьяна Викторовна.– Так мы с вами ничего не достигнем...»

Знаю педагогов-организаторов, у которых распланирован каждый шаг. И папка с планами всегда под рукой. Придет проверяющий – «вот вам, пожалуйста, воспитательные мероприятия, предусмотренные на первый квартал!» Эти люди – педагоги по должности,а такие, как Татьяна Викторовна,– по призванию.Они не ходят на службу, а живут общей жизнью с ребятами.

«Постараться найти Бычкову славную девушку, что бы хорошо на него влияла...»

«Убедить маму Романюка, чтобы не колошматила его, когда он вернется...»

Нет, не втискивается такое в официальную бумагу с воспитательными мероприятиями на первый квартал! Там и язык другой, суконный: «Провести беседу с гражданкой Романюк о недопустимости и нецелесообразности применения к сыну мер физического воздействия...»

– Гнать надо таких, как Романюк! Увольнять с завода! Конвейеру нужны люди, но не до такой же степени, чтобы нянчиться со злостным прогульщиком!

– Не спеши записывать его в «злостные». Ему же только шестнадцать лет.

– По-твоему, это мало? Да Гайдар в его возрасте!..

– Знаю, знаю: полком командовал. Но давайте дадим человеку еще один шанс.

Такие вот споры шли на собрании бригады. Решили все-таки Олега не выгонять – может, сдержит свое слово.

...Старейший коммунаровец Иван Федорович Миргородский рассказал мне, как началась его трудовая жизнь:

– Отец вернулся с германской контуженный, к работе непригодный. А я самый старший из пятерых детей – целых четырнадцать стукнуло. Единственный кормилец. Пошел наниматься на завод Копа. Проходная была на том месте, где сейчас наше ПТУ. Вышел хозяин. Спрашивает: «Грамотный?» – «Четыре класса кончил!» – «О, молодец! Ступай к фельдшеру». Тот заставил раздеться, осмотрел, пощупал мышцы – и отправили меня в кузню нагревать заготовки для лобогреек. Работал, как все, по десять часов, кроме воскресенья. Получал шесть копеек в час. Для сравнения: килограмм хлеба стоил в среднем десять копеек. На работу – два часа ходьбы. Опоздал – полтинник Штрафа. За прогул штрафовали на рубль, за второй увольняли. Если заболел – никаких больничных. Через неделю не выздоровел – теряешь работу, а другую попробуй-ка найди...