Джин Уэбстер - Это же Патти!

– Я точно знаю, что мучает Джелли! – сказала Патти, продолжая начатый еще в школе разговор.

– Что? – с интересом спросили подруги.

– Она поссорилась с Лоренсом Гилроем – ну, тем, который работает управляющим в электрической компании. Помните, как он раньше все время крутился возле школы? А теперь совсем не приходит. В рождественские каникулы он приезжал каждый день. Они обычно ходили гулять вдвоем… и вдобавок без всяких сопровождающих! Можно было бы предположить, что директриса поднимет из-за этого ужасный шум, но она, кажется, ничего не имела против. А видели бы вы, как мисс Джеллингз обращалась с этим мужчиной… это был про-сто кош-мар! То, как она отчитывает Айрин Маккаллох, ничто по сравнению с тем, как она отчитывала его.

– Ну, ему не надо отрабатывать замечания. Так что он дурак, что такое терпит, – без обиняков заявила Конни.

– Он больше не терпит.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, я… вроде как подслушала… Однажды в рождественские каникулы я сидела в угловой нише библиотеки – читала «Убийство на улице Морг» [34], – когда туда вошли Джелли и мистер Гилрой. Они не видели меня, а я сначала не обратила на них внимания – я как раз дошла до места, где детектив говорит: «Похоже, что это отпечаток не человеческой руки», – но довольно скоро они начали ссориться, так что я не могла не слышать их голосов, а прервать их мне было неловко.

– Что они сказали? – нетерпеливо спросила Конни, не вникая в ее оправдания.

– Я не совсем поняла. Он пытался что-то объяснить, а она не хотела его слушать – и вела себя просто отвратительно . Сами знаете, какая она бывает: «Я все прекрасно понимаю и не желаю слушать никаких отговорок. Даю вам десять замечаний и в субботу явитесь на дополнительные занятия по гимнастике». Ну, продолжали они в том же духе минут пятнадцать, и оба становились все чопорнее и чопорнее. А потом он взял шляпу и ушел. И мне не верится, что он когда-нибудь вернется… во всяком случае, я больше его ни разу не видела. А теперь она жалеет об их ссоре. И злая с тех пор – как черт.

– А ведь она может быть ужасно милой, – заметила Присилла.

– Да, может , – согласилась Патти. – Но она слишком самоуверенная. Я очень хотела бы, чтобы этот мужчина вернулся и поставил ее на место!

Из раздевалки толпой вышли участницы маскарада и приступили к главному делу дня. Школа позировала сначала целиком, затем бесконечное количество маленьких групп позировали отдельно, в то время как те, что не были в кадре, стояли за спиной фотографа и смешили остальных.

– Юные леди! – умолял измученный фотограф. – Будьте так любезны! Не шумите хотя бы две секунды! Из-за вас я испортил три пластинки. И, пожалуйста, пусть этот монах с края перестанет хихикать. Вот! Все готово. Пожалуйста, смотрите на отверстие дымохода и не двигайтесь, пока я считаю до трех. Раз, два, три… благодарю вас!

Он витиеватым жестом вынул пластинку из аппарата и нырнул в темную комнату.

Настала очередь Патти и Конни быть снятыми вдвоем, но Св. Урсула и ее одиннадцать тысяч дев [35]громко требовали пропустить их вперед по причине численного превосходства и подняли такой гам, что две цыганки вежливо отошли в сторону.

Керен Херси, изображавшая Св. Урсулу, и одиннадцать учениц младшего класса – каждая в роли тысячи дев – составили очередную группу. Должна была, как объяснила Керен, получиться символическая картина.

Когда очередь цыганок подошла во второй раз, Патти, к несчастью, зацепилась платьем за гвоздь и прорвала треугольную прореху спереди на юбке. Дыра была неприлично большой даже для цыганки, так что ей пришлось удалиться в раздевалку и скрепить края крупными стежками, воспользовавшись белой ниткой для наметки.

Наконец, самыми последними, они предстали перед фотографом во всей своей живописной грязи и лохмотьях. Фотограф был художником в душе и высоко оценил их наряды. Если все остальные явно выглядели участницами маскарада, то эти две были настоящими. Он сфотографировал их танцующими и бредущими по безлюдной вересковой пустоши с грозными облаками на холсте за спиной. Он уже собирался снять их в лесу у костра, над которым со связанных вместе трех палок свисал кипящий чайник… когда Конни вдруг отдала себе отчет в том, что в студии стало слишком тихо.

– Где все?

Она торопливо выбежала в приемную и вернулась, не зная, смеяться ей или содрогаться от ужаса.

– Патти! «Катафалк» уехал! А те, что едут на конке, ждут ее на углу возле магазина «Марш и Элкинс».