Роберт Битти - Серафина и черный плащ

– Но это случилось на самом деле! – требовательно воскликнула Серафина. – Девочка пропала по-настоящему, па. Я говорю правду!

– Маленькая девочка заблудилась, вот и все, и сейчас ее ищут, а значит, найдут, где бы она ни была. Включи мозги. Люди не растворяются в воздухе. Где-то она есть.

Серафина встала посреди комнаты.

– По-моему, мы должны вместе пойти к ним прямо сейчас и рассказать все, что я видела, – прямо заявила она.

– Нет, Сера, – сказал отец. – Они нас заклюют, если узнают, что я здесь живу. Меня уволят. Понимаешь? И бог знает, что они решат насчет тебя. Никто даже не догадывается о твоем существовании, и пусть так оно и остается. Я говорю тебе это совершенно серьезно, девочка. Поняла?

Голоса спасателей уже доносились из коридора и направлялись в их сторону.

Стиснув зубы, она отчаянно замотала головой и загородила отцу проход.

– Почему, па? Почему? Почему мне нельзя показываться людям? – У нее не хватило смелости признаться, что один Вандербильт ее уже увидел и даже знает, как ее зовут. – Просто ответь, па. Мне двенадцать лет. Я уже большая. Я имею право знать.

– Послушай, Сера, – сказал он. – Прошлой ночью кто-то сломал генератор. И я не знаю, сумею ли его починить. Но если не справлюсь к ночи, мне здорово влетит от начальства – и за дело. Свет, лифты, вызов прислуги – весь дом зависит от машины Эдисона.

Серафина попыталась представить, как кто-то прокрадывается в электрокомнату и портит оборудование.

– Но зачем кому-то понадобилось ломать генератор, па?

Спасатели уже шли через кухонные помещения и в любую минуту могли войти в мастерскую.

– Мне некогда думать об этом, – ответил он, надвигаясь на нее своим большим телом. – Я просто должен его починить. А теперь делай, что велят!

Он пробежался по комнате, хватая и пряча вещи так грубо, и громко, и яростно, что Серафине стало страшно. Она следила за ним, спрятавшись за бойлером. Она знала, что когда папаша в таком состоянии, уговаривать его бесполезно. Он хотел только одного: чтобы ему дали спокойно заниматься своими механизмами. Но ее терзали вопросы без ответов, и, чем больше она думала об этом, тем больше злилась. Она понимала, что сейчас не время обсуждать с отцом свои мысли и чувства, но ей уже было все равно. Девочка не могла остановиться.

– Прости, па. Я понимаю, что ты занят, но, пожалуйста, объясни, почему ты не хочешь, чтобы меня кто-нибудь видел. – Она вышла из-за бойлера и встала напротив него. Ее голос звучал все громче. – Почему ты прятал меня все эти годы? Скажи, что со мной не так? Я хочу знать. Почему ты меня стыдишься?

Теперь она почти кричала. Голос ее стал таким громким и пронзительным, что отдавался эхом.

Папаша резко замер и поглядел на нее. И тогда она поняла, что все-таки пробилась сквозь броню к его сердцу. Она достучалась до отца. Серафине вдруг захотелось взять все свои слова назад и снова спрятаться за бойлером. Но она этого не сделала. Она стояла перед отцом, твердо глядя на него, хотя на глазах выступили слезы.

Он замер возле скамьи, сжав большие руки в кулаки. На лице его попеременно отражались боль и отчаяние, так что мгновение он не мог говорить.

– Я тебя не стыжусь, – сказал он хмуро, осипшим голосом.

Спасатели были в двух комнатах от них.

– Стыдишься, – резко бросила Серафина. Она дрожала от страха, но сдаваться на этот раз не собиралась. Ей хотелось встряхнуть папашу, достать до печенок. – Ты меня стыдишься, – повторила она.

Папаша отвернулся так, чтобы она не видела его лица, – только затылок и грузное тело. Несколько секунд стояла тишина. Затем он мотнул головой, словно спорил сам с собой или злился на нее, или и то, и другое, – Серафина точно не поняла.

– Закрой рот и иди за мной, – сказал он наконец и вышел из комнаты.

Серафина нагнала его в коридоре. Ей было не по себе. Она не знала, куда он ее ведет и что будет дальше. С трудом переводя дыхание, она торопливо спускалась за папашей по узким каменным ступеням на нижний уровень – туда, где молчал генератор и по стенам змеились толстые черные провода. Спасатели остались позади, по крайней мере, на какое-то время.

– Пересидим здесь, – сказал он, запирая тяжелую дверь электрокомнаты.

Затем зажег фонарик, и в разорвавшем темноту луче света Серафина увидела его лицо – очень серьезное, строгое, бледное. Ей стало страшно.

– В чем дело, па? – спросила она дрожащим голосом.

– Садись, – сказал он. – Тебе не понравится то, что я скажу, но все равно слушай.