Анка Штурм - Всемирный экспресс. Тайна пропавшего ученика

Но бесконечно длинные коридоры теперь явно остались позади. Все следующие вагоны оказывались большими просторными помещениями, оборудованными самым нестандартным образом. Повсюду Флинн налетала на скамейки и столы, спотыкалась о книги и едва разбирала, что там, собственно, висело на стенах или издавало странные порхающие звуки над головой. В поезде же, наверное, нет летучих мышей – или всё-таки есть?

Тем большее облегчение испытала Флинн, когда в одном из вагонов её спутник наконец остановился. Помещение имело самую сложную конфигурацию из всех. Теперь они находились в голове поезда, где слышалось, как ритмично, словно какой-то железный монстр, сопит паровоз. Мимо окон густыми облаками плыл дым. Создавалось ощущение, будто он окутывает поезд как пуховое одеяло, отсеивая все, возможно, притаившиеся за окном ночные опасности.

Лучом фонарика парень осветил своего рода простыню, висящую в углу между двумя стеллажами подобно воздушному шару, из которого выпустили воздух.

– Моё любимое местечко, – сказал парень, показывая на простыню. – Можешь поспать здесь. Завтра утром мы представим тебя мадам Флорет, так что особо удобно не устраивайся. Она встаёт рано.

Устроиться слишком удобно Флинн не грозило, потому что при ближайшем рассмотрении простыня оказалась волочащимся по полу импровизированным гамаком. Флинн спросила себя, как это место может кому-то нравиться.

– Спасибо, – всё же сказала она – и не покривила душой.

Парень, кивнув, посмотрел на часы:

– Ладно-ладно. Через несколько часов мы проедем через Гамбург, а там будет уже слишком далеко до твоего Бидервурстеля…

– Брошенпустеля, – поправила Флинн.

– Пусть так. А потом и Даниэль появится, если тебе повезёт. В общем, не переживай.

– А я и не переживаю, – соврала Флинн. На самом деле сердце у неё яростно билось в горле с таким же грохотом, какой шёл от паровоза.

Парень снова кивнул:

– Хорошо. Тогда до завтра. – Он повернулся к хвосту поезда.

– Куда ты идёшь? – Флинн почему-то хотелось, чтобы он остался.

– К себе в купе, конечно, – сказал он. – Мне тоже нужно немного поспать. – Уже почти у двери он опять остановился. – Ах да, кстати, меня зовут Фёдор.

– А меня – Флинн, – представилась Флинн.

Когда Фёдор открыл дверь, впустив свистящий ночной ветер, Флинн ещё раз окликнула его:

– Фёдор!

– Да?

Флинн посмотрела на него серьёзным взглядом и судорожно сглотнула:

– Где я оказалась?

Фёдор, казалось, опешил, но затем широко улыбнулся, отчего лицо его на несколько лет помолодело.

– В самом лучшем месте в мире, – сказал он, и дверь за ним захлопнулась.

Слабый ветерок, покружив по вагону, коснулся лба Флинн, пытающейся принять более или менее удобное положение в провисшем гамаке.

Так она лежала, размышляя об оптимистичном высказывании Фёдора, слушая перестук колёс, пыхтение и шипение паровоза, а под ней, покачивая поезд, убегали рельсы. При каждой неровности земной поверхности поезд поднимался и опускался, будто глубоко вдыхал и выдыхал. Флинн ощущала каждое движение поезда, словно была его частью.

Когда рассвет послал в крошечные окошки первые лучи, Флинн наконец заснула, не подозревая, что меньше чем через два часа всё, прежде составлявшее её жизнь, перевернётся с ног на голову. И не только.

– Непостижимо! Это самое величайшее бесстыдство за всё время, что я тут работаю. Какая дерзость!

– Но я же совсем не такая уж и большая, – пробормотала Флинн, жмурясь от солнечного света. И от лица высокой худощавой женщины, на голове у которой восседали чрезмерно большие кожаные защитные очки. Выглядело это так, будто над обычными, сверкающими глазами у неё были ещё огромные глаза насекомого.

– Кто! Вы! Такая?! Куликов, кто это?!

Фёдор, парень из вчерашней ночи, по-видимому, стоял где-то рядом, потому что по вагону пронёсся его хриплый голос:

– Я могу объяснить, мадам Флорет…

– Очень надеюсь, Куликов! Я действительно очень надеюсь.

Значит, это и есть та кондукторша, у которой, по словам Фёдора, больше не было возможности высадить Флинн. Если, конечно, Гамбург они уже проехали, на что Флинн рассчитывала от всей души.

Мадам Флорет, одетая в двубортный брючный костюм, выглядела скорее как нечто среднее между кондуктором и тайным агентом. Её ярко-красные, идеально накрашенные губы и покрытые лаком в тон длинные ногти показались Флинн признаком повышенной агрессивности. Резким голосом она крикнула: