Мари-Од Мюрай: Мисс Черити

Она была очень добра ко мне. Если мне и есть за что ее упрекнуть, то только за рисовый пудинг и за эту «бедняжечку», как она меня постоянно называла. Я вовсе не чувствовала себя бедняжечкой, ведь моя жизнь была так увлекательна.

Как-то раз я отправилась на рынок вместе с Мэри и выкупила у мальчишки чуть живого одноглазого соловья. В моих руках уже перебывало много птиц, все они вскоре помирали. Но Циклоп определенно хотел жить. Как только он поднабрался сил, я перестала закрывать клетку. Несколько дней он прыгал туда-сюда и летал по детской, пока одним солнечным утром не уселся на подоконник. Он склонил голову набок, будто пытаясь определить единственным глазом расстояние до земли.

Я

Лети! Ты же умеешь.

И он улетел. Циклоп был первым, кого мне удалось по-настоящему спасти. Той же ночью из темноты до меня долетела его благодарная песня. А может, мне это приснилось.

В другой раз мы с Мэри поехали на рынок покупать кролика.

МЭРИ

Ваш папа их очень любит.

Да, но только в виде паштета. Мясник выхватил кролика, на которого указала кухарка. Упитанного, щекастого, с блестящими глазками. Вместо лакомого паштета он мог бы стать моим домашним любимцем. Я умоляюще сложила руки.

Я

О Мэри, пожалуйста, не убивайте его сразу!

Кролик получил отсрочку приговора, и, как только он оказался в безопасном месте, то есть в детской, я начала подбирать ему имя.

ТАБИТА

Назовите его Паштетом. Пусть привыкает.

Я последовала ее совету. Паштет оказался пугливым, что было вполне объяснимо в его положении. Но я умела завоевывать доверие даже самых робких существ. Вскоре Паштет уже ел у меня из рук кружочки морковки.

ТАБИТА

Ну вот, он уже поедает гарнир к самому себе!

Кажется, у Паштета был чудесный белый хвостик, похожий на комок ваты; хотя у меня потом было столько длинноухих друзей, что я вполне могу его с кем-то путать. Но точно помню, что Паштет панически боялся Джулиуса. Завидев издалека черную крысу, он топорщил уши и барабанил по паркету задними лапками, будто предупреждая сородичей об опасности. Выполнив таким образом свой долг, он удирал под кровать и прятался там, словно в норе. Оттуда его и вытащила Мэри утром в понедельник, чтобы унести на место казни. Я никогда не капризничала, поэтому моих слез никто не увидел.

МЭРИ

Хотите, отдам вам потом шкурку?

Я помотала головой. А Табита попросила себе лапку – на счастье. Этой драмой завершился восьмой год моей жизни.

В канун девятого дня рождения я вырвала из дневника научных наблюдений чистый лист и написала себе письмо, чтобы прочесть его в день двенадцатилетия:

Любезный друг,

когда Вы откроете это письмо, Вы уже будете настоящим ученым и наконец-то научитесь правильно рисовать ежей.

Вы перестанете бояться темноты, в которой прячется Красный Колпак, и своих сестренок – которые ангелы на небесах, а вовсе не скелеты в могилах. Табита разрешит Вам повесить в саду скворечник, а Мэри отдаст Вам кролика, а не зарежет его, как в прошлый понедельник. Вы будете очень счастливы, но, дабы Вы не зазнавались, напомню Вам, что за это время Вы ничуть не похорошели.

Ваша преданная

Черити Тиддлер.

Овсянки и рисового пудинга в мой день рождения подавалось ровно столько же, сколько в любой другой день. Разница была лишь в том, что меня звали обедать в столовую, и мама объясняла мое присутствие папе: «Черити исполнилось шесть», «Черити исполнилось семь», «Черити исполнилось восемь».

МАМА

Черити исполнилось девять.

ПАПА

Вот как…

Можно было подумать, что он намеревается сказать нечто интересное, но этого не произошло. Застенчивость мешала мне смотреть людям в глаза, поэтому я узнавала папу по подбородку с ямочкой и по бакенбардам, свисавшим до плеч, как уши спаниеля. Я слышала, как мамины приятельницы шептались о том, что мистер Тиддлер – красивый мужчина. Наверное, так оно и было, но примириться с ушами спаниеля было непросто. Кроме того, в тот день я никак не могла забыть о том, что папа съел моего друга.

Обед начался в полной тишине, как обычно. После ракового супа мама, как ни странно, заговорила обо мне.

МАМА

Леди Бертрам рекомендовала мне одну особу в гувернантки для Черити.

Леди Бертрам, жена лорда Ф и липа Бертрама, приходилась папе младшей сестрой, а мне – крестной.