Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 3. Превратности судьбы

– Никак не могу понять, почему надо убивать ее на глазах у всех врачей, – пробурчал крюкастый.

– Чтобы это выглядело как несчастный случай, идиот, – огрызнулся лысый.

– Я не идиот. – Крюкастый остановился, сверля свирепым взглядом сообщника. – Я страдаю только физическим недостатком.

– Физический недостаток еще не признак ума, – возразил лысый.

– А если на тебе уродский парик, – нашелся крюкастый, – это не значит, что ты имеешь право меня оскорблять.

– Хватит пререкаться! – оборвал их Клаус. – Чем скорее прооперируем Лору В. Бледотей, тем скорее разбогатеем.

– Да! – выпалила Солнышко.

Злодеи уставились на Бодлеров, а затем с виноватым видом кивнули друг другу.

– Девушки правы, – сказал крюкастый. – Не следует вести себя так непрофессионально. Правда, времечко последние месяцы выдалось напряженное.

– Да уж, – вздохнул лысый. – Ловим, ловим сирот проклятых, а они в последнюю минуту вдруг выскальзывают у нас из рук. Давай сосредоточимся на работе, а выяснять наши личные проблемы будем потом, когда все закончим. Ну вот мы и пришли.

Замаскированная четверка дошла до конца коридора и очутилась перед дверью с надписью «Палата № 922». Ниже скотчем был приклеен кусочек бумаги с именем Лора В. Бледотей. Лысый вынул из кармана халата ключ и с торжествующей ухмылкой отпер дверь.

– Вот она, – сказал он. – Наша маленькая спящая красавица.

Дверь отворилась с долгим жалобным скрипом, и дети вошли в небольшую квадратную комнату с плотными шторами на окнах, отчего в помещении царил полумрак. Но даже при этом тусклом свете дети разглядели свою сестру и чуть не ахнули от ее плачевного вида.

Когда лысый упомянул спящую красавицу, он имел в виду сказку, которую вы, вероятно, слышали тысячу раз. Как и все волшебные сказки, рассказ о Спящей красавице начинается словами «жила-была», и дальше повествуется о глупенькой юной принцессе, которая очень рассердила одну фею, после чего заснула и спала до тех пор, пока ее не разбудил поцелуем ее дружок и не уговорил выйти за него замуж. На этом сказка заканчивается словами «жили счастливо до конца своих дней». Сказка обычно сопровождается красивыми иллюстрациями: спящая принцесса всегда нарядна и элегантна, с аккуратно расчесанными волосами, в длинном шелковом платье, в котором она уютно спит себе год за годом. Но когда Клаус и Солнышко увидели Вайолет в палате № 922, все выглядело совсем иначе.

Старшая из Бодлеров лежала на каталке, то есть металлической койке на колесах. На таких в больницах возят больных. Эта каталка была такая же ржавая, как нож, который Клаус держал в руке; простыни были рваные и в пятнах. Олафовские сообщники положили Вайолет на каталку в каком-то грязном белом халате и связали ей ноги. Волосами закрыли лицо, чтобы никто не узнал ее по фотографии в «Дейли пунктилио», руки свисали с каталки вниз, а одна почти касалась пола. Лицо было бледное, такое же бледное и лишенное выражения, как поверхность Луны, рот слегка приоткрыт, а на лице застыла бессмысленная гримаса, как будто ей снилось, что ее укололи булавкой. Казалось, что Вайолет упала на каталку с большой высоты, и, если бы не медленное и ровное дыхание, тихонько приподнимавшее грудь, можно было бы подумать, что она не перенесла этого падения. Клаус и Солнышко в ужасе молча смотрели на нее, стараясь не заплакать при виде беспомощной сестры.

– Хорошенькая, – проговорил крюкастый, – даром что без сознания.

– И не глупа, – подхватил лысый. – Хотя ум мало чем поможет, когда ей оттяпают ее умную головку.

– Давайте поскорее в операционную, – спохватился крюкастый, толкая каталку к дверям. – Маттатиас говорил, наркоз действует недолго, так что пора начинать краниоэктомию.

– А я не против, если бы она очнулась посреди операции, – хихикнул лысый. – Правда, тогда весь план провалится. Вы, девушки, беритесь за тот конец, где голова. Мне неохота глядеть на ее хмурую физиономию.

– Нож не забудьте, – напомнил крюкастый. – Доктор Флакутоно и я будем руководить, а операцию будете делать вы.

Дети молча кивнули – они боялись, что голос выдаст их, боялись, что пособники Олафа заметят их тревогу и что-то заподозрят. Не проронив ни звука, они заняли свои места у каталки, где неподвижно лежала их сестра. Младшим Бодлерам хотелось легонько потрясти ее за плечи, или шепнуть ей что-нибудь на ухо, или даже убрать ей волосы с глаз – сделать что угодно, лишь бы помочь сестре, лежавшей без сознания. Но дети знали: любой ласковый жест выдаст их, и поэтому они просто шли рядом с каталкой по коридорам Хирургического отделения, неся нож, а двое олафовских пособников шагали впереди. Клаус и Солнышко не спускали глаз с сестры в ожидании хоть какого-нибудь признака того, что действие наркоза заканчивается. Но лицо Вайолет оставалось неподвижным, застывшим, как лист бумаги, на котором я печатаю сейчас эту повесть.