Питер Леранжис - В самый темный час

– Карлос мне как родной! – парировала Изабель, понижая голос до страстного шепота. – Меня бросили мои собственные дети, и моему миру пришел конец. Я оказалась в тюрьме, совсем как твоя сестра сейчас. И там многому научилась. Я открыла, что такое сострадание. Щедрость. Верность.

– Верность – чему, мама? – спросил Иан. – Во что ты веришь теперь?

Изабель нежно взяла его лицо в ладони.

– Задай этот вопрос себе самому, мой сынок, мой красавчик. Почему ты здесь? Почему ушел от своей новой семьи?

– Я от них не уходил!

– А они это понимают? Иан, взгляни в глаза действительности: они всего лишь терпят тебя, не более. Для них ты навсегда останешься чужаком. А теперь ты покинул их. Столь хрупкие узы не выдержат такого удара. Думаешь, тебя примут назад? – Изабель насмешливо расхохоталась, запрокидывая голову. – Мне верят, Иан. А кто верит тебе?

– Я… я… – Иан замялся.

– Следующий? – Изабель уже улыбалась человеку, что стоял в очереди после Иана.

Мальчик повернулся и двинулся к выходу, расталкивая локтями восторженную толпу, в которой никому не было до него дела.

За дверью покупатели осаждали столик, за которым сотрудники «Айдворквандерс» торговали всякой всячиной с логотипом фирмы. Пуговицы, наклейки на машину – по пятнадцать долларов штучка. «Каждая покупка поможет месяц прокормиться целой семье!» – выкликал продавец, демонстрируя наклейку с надписью: «Принеси в семью счастье – измени мир!»

Целая семья.

Поразительно! В пятнадцать долларов обходилась химчистка для шелкового итальянского галстука Иана. После отлучения от семейной кормушки мальчик поневоле начал хорошо разбираться в ценах. Семейное счастье – за такие мизерные деньги? Невообразимо. Впрочем, сейчас Иан вообще не мог представить себе счастливую семью.

Поджидая лифт, он смотрел в окно. Авиа-лайнер в небе начал снижаться, готовясь к посадке в аэропорту «Ла Гуардия». От здания ООН туда рукой подать.

Иан прикинул было, не написать ли в Эттлборо, где он, но передумал.

«Для них ты навсегда останешься чужаком».

Некоторые вещи лучше делать в одиночку.

Достав телефон, мальчик открыл интернет-страницу с подтверждением рейса обратно в Бостон – и выбрал в правом верхнем углу ссылку: «Изменить место назначения».

– Может, «лупа в ракетке» что-то значит по-персидски? – предположил Дэн, орудуя зубной щеткой во рту. – Игра? Как бадминтон, с ракеткой. Или какое-нибудь понятие улугбековских времен. Как тот вот древний грек, который изобрел шашлык и завопил «Эврика!». Ну знаешь, что-нибудь вроде: «Смотри, Абдулла! Тысячная звезда! Хей-хо! Лупа в ракетке!»

– Это сказал Архимед, – ответила Эми, на миг оторвавшись от груды бумаг. – Он открыл закон выталкивающей силы. Да, Дэн, и знаешь, что еще? Открытия Улугбека оказали влияние на многие поколения ученых, даже на Тихо Браге. Улугбек с невероятной точностью вычислил длину года и наклон земной оси. Но он ни за что в жизни не стал бы вопить: «Хей-хо, лупа в ракетке!»

– Ну ладно, ладно, я просто пытался выйти за рамки шаблона и мыслить шире, – примирительно заметил Дэн, сплевывая в раковину. – Ну знаешь, пару раз хорошенько треснуть по крепкому орешку своим мысленным пара-ллак… ну ты поняла, да?

– Если я прочту еще хоть одно слово касательно параллаксов, астрономических склонений, астролябий, секстантов, квадрантов и гномонов, то ей-ей закричу, – сказала Эми, протирая усталые глаза. К половине третьего ночи девочка проштудировала умаровские бумаги от корки до корки по меньшей мере два раза. Спору нет, Улугбек был гением. Но и у гениальности бывают пределы, а улугбековская гениальность никак не поможет спасти дядю Алистера.

– Погоди, – встрепенулся Дэн. – Ты сказала – гном-онов, а я-то думал, если гном-он, то в множественном числе будет гном-они.

– Нет такого слова – гном-они, – начала закипать Эми. – У тебя все в голове перемешалось. Давай уже либо помогай, либо ложись спать.

– Вот оно! – Зубная щетка Дэна со стуком упала в раковину. – Стоп! Сестрица, ты попала в самую суть!

– В суть чего? – опешила Эми.

– Ну ты сказала – все перемешалось, – отозвался Дэн. – А я до сих пор перемешивал не все. Веспи сказал – смешаем карты. Сказал, ему нужна лупа в ракетке.

– Ну и что? – не поняла Эми.

– Помнишь, я говорил, что это анаграмма? Может, я вовсе и не ошибался. Только я рассматривал это как две отдельные анаграммы – пытался отдельно составить что-нибудь из слова «лупа», а отдельно – из слова «ракетка». А что, если их надо перемешать вместе?