Элинор Фаржон - Серебрянка, или Напевы морской раковины

– Рвёт и мечет? – уточнила Нянька.

– Мечет и рвёт.

– Ну да, ну да, – закивала Нянька. – Сегодня у него все кругом виноваты. Такой уж день.

– Хуже ещё не бывало. Он даже в погреба спускался и нашёл изъян в бочонках с сидром, в бочках с пивом, в красном вине, в белом вине, в крыжовенном вине и во мне самом. А все мы – и я, и ви́на – лучшего качества! Воля ваша, госпожа Нянюшка, но я ухожу. Отработаю месяц, и ноги моей больше во дворце не будет!

Прежде чем Нянька успела ответить, в кладовку вперевалку вплыла королевская кухарка Китти.

– Что ж это творится, госпожа Нянюшка?! – запричитала она.

– В чём дело? – строго спросила Нянька.

– В Его Величестве!

– Опять Ноллик? Сунул нос под все крышки, да?

– Не то слово! И в ларь с мукой заглянул, и в мешки с сахаром, и в солонки, и в перечницы, и в банки с вареньем, и в кадки с маслом, и в самую печку чуть не залез. И всё ему не по нраву, хотя моя кухня в идеальном порядке. Хватит, через месяц ноги моей здесь не будет!

Следующей жалобщицей оказалась придворная молочница Мегги.

– Госпожа Нянюшка! Госпожа Нянюшка! – вопила она.

– Ну а у тебя что за несчастье?

– Король наш моё несчастье!

– И у тебя в коровнике, видать, похозяйничал?

– Похозяйничал! Да он свежее молоко со старым смешал, крынки со сливками опрокинул, бочонки с маслом вдребезги разнёс, сыры перемял, а сыворотку залил обратно в творог. Я этого больше не потерплю! Ноги моей здесь через месяц не будет!

Хлопанье и топанье внизу стали воистину оглушительны. И в бельевую кладовку вошёл садовник Джек. Вошёл молча и остановился молча, говорить он был не горазд. Нянюшка нетерпеливо окликнула:

– Ну, выкладывай!

– Колокольчики, – произнёс садовник.

– Какие колокольчики?

– Сказал же, колокольчики.

– Ну я и слышу – колокольчики. Дальше-то что?

– Вот и правильно, – согласился садовник. – Я говорю «колокольчики», и вы слышите – «колокольчики». И эти самые колокольчики мне надлежит выращивать на моих клумбах отныне и до скончания века.

– Кто это сказал?

– Нолличек.

– Его Величество? – чопорно переспросила Нянька.

– Нолличек, – упрямо повторил садовник.

– Изволь говорить о Его Величестве поуважительней.

– Вы же зовёте его Нолличек, – возразил садовник.

– Я его Нянька. Я его в корыте купала!

– В корыте не в корыте, – встрял вдруг дворецкий, – но я не потерплю, чтобы трогали мои вина!

– Нечего лазить в мои кастрюльки! – подхватила кухарка.

– Нечего портить мои сливки! – подала голос молочница.

– Нечего проверять мои грядки! – в запале сказал садовник.

И все они закричали слаженным хором:

– Ноги моей тут через месяц не будет.

– Вот и отлично! Все через месяц получат расчёт! – прогремел голос с порога. В дверях стоял багровый от гнева Нолличек. Он по очереди тыкал пальцем в дворецкого, кухарку, молочницу и садовника и орал: – Не твои вина! Не твои кастрюльки! Не твои сливки! Не твои грядки! Всё моё!!! Что хочу, то и делаю! Мои вина! Мои кастрюльки! Мои сливки! Мои грядки! – Король топал ножками, как разбушевавшийся трёхлетний ребёнок.

– А ну-ка прекрати! – крикнула Нянюшка с верхней ступеньки лестницы. – Прекрати сию минуту! А не то слезу и наподдам как следует!

Нолличек тут же примолк и надулся. Так и стоял, обиженно почёсывая правой ногой о левую.

– Отправляйся прямиком в угол, – скомандовала Нянька. – Будешь стоять там, покуда не выпущу.

Нолличек понуро побрёл в угол и встал лицом к стенке.

– А вы все идите работайте, – велела Нянька Джону, Китти, Мегги и Джеку.

– Хорошо, госпожа Нянюшка! – послушно сказали слуги и разошлись выполнять свои обязанности.

А Нянька подозвала к себе горничную Джен, у которой зуб на зуб не попадал от страха.

– Иди-ка сюда и получи, зачем послали. Повыше руки-то подними, я уж, милочка, не молода, чтоб к тебе как тростинка гнуться. – И Нянька принялась накладывать на протянутые к ней руки целую гору белья. – Так, пара простыней, две наволочки, скатерть, салфетка; теперь полотенца: банное, для лица, для бритья… В его-то годы! – снова фыркнула Нянька. Будь Нолличек не двадцати одного, а пятидесяти одного года от роду, для Няньки он оставался бы прежним тугощёким несмышлёнышем. – Ну, всё, что ли?

– Ещё носовой платок, – прошептала Джен.

– Платок нам и здесь пригодится, – кивнула Нянька, искоса взглянув в угол на короля. – Уфф, беги теперь, да не задерживайся по дороге.

Джен стремглав бросилась вон, а Нянька выудила из шкафа чистейший, пахнущий лавандой носовой платок и уже не сердито сказала Нолличеку: