Кэтрин Валенте - Девочка, которая провалилась в Волшебное Подземелье и утащила с собой Развеселье

Тайга медленно подтянула черную лужицу к себе. Та оказалась пушистой; девушка нежно погладила черный мех.

– Это моя шкура, видишь? – прошептала она. – Когда мы в человечьем облике, из него всегда торчат уши северного оленя. Не просто оленя, заметь. Обычные олени – сплетники, проказники и воришки. Мы же – северные олени, веркарибу. И мы нездешние. Мы родом с небес, луна – наша родина.

– Но на луне никто не живет! – возразила Сентябрь. – Там слишком холодно и совсем нет воздуха. Я хожу в кружок по астрономии, и мисс Гильберт нам про это много рассказывала.

–Что ж, тогда мне жаль вашу луну – какая бедная, унылая планета! Ладно, из уважения мы оставим ей место за обеденным столом. Наша луна богата и полна жизни. Повсюду, насколько хватает глаз, рисовые поля и лунофрукты. И нас, веркарибу, полным-полно, мы рассеяны по всей луне, точно споры мха. И охотников тоже полно, всех мастей – эльфы, сатиры, хрустальные сердца, ледяные гоблины. Когда-то луны хватало на всех. В оленьем обличье мы убегали и прятались от охотников за шкурами и голодных лучников. Это было нормально. Так уж на луне все устроено – она хозяйка суровая. Мы питаемся, и они питаются. «Расти проворным и ловким» – такая у нас была колыбельная. Обедает тот, кто не угодил на обед охотнику. Но когда охотники увидели, как мы превращаемся, и узнали наш секрет, они захотели большего, чем жаркое из оленины. Они воровали наши шкуры и прятали их от нас, а когда твоя шкура у кого-то в руках, ты остаешься с ним и занимаешься стряпней и уборкой, и рожаешь ему оленят, пока он не умрет от старости. Но даже после этого не всегда удается найти спрятанную шкуру. Приходится сжигать дом, чтобы выловить ее, всплывающую из пепла. Они гнались за нами всю дорогу до Волшебной Страны. С небес и прямо в лес. С тех пор мы и прячемся здесь от них.

– Вы же все равно убираете и готовите, – нерешительно проговорила Сентябрь. Один из мальчиков-веркарибу с оленьими ушами, месивший тесто, поднял на нее взгляд; уши его были припорошены мукой. Сентябрь вспомнила, как однажды, вместо того чтобы учить длину окружности и площадь круга, читала про селков – как эти прекрасные морские котики в пятнистых шкурах превращались в женщин и селились уже не в море. Тут же она представила скоростное шоссе на луну, освещенное жемчужными уличными фонарями. Это было так прекрасно и пугающе, что руки ее слегка задрожали.

– Мы готовим для себя . Убираем тоже для себя – мы любим, чтобы полы блестели, – отрезала Тайга. – Это совсем другое. Если ты ухаживаешь за домом и улучшаешь его, потому что это твой дом, дом, который ты построил и которым гордишься, – это совсем не то что надраивать его, потому что кто-то тебе так велел. Охотники по-прежнему любят оленину, но здесь, в Холме, мы в безопасности. Мы выращиваем лунофрукты, и они кормят нас; нам хорошо в лесу, и он тоже по-своему к нам привязан. Стекло сверкает, но и режется, одно без другого не бывает. Мы живем сами по себе и ходим в Асфодель, только когда нам нужны новые книги. Или если какой-нибудь пришлец начинает так громко топать, что приходится выйти и посмотреть, кто это устроил переполох.

Сентябрь выдавила из себя улыбку.

– Это про меня, да? Я только что появилась в Волшебной Стране, и мне пока что трудно перемещаться бесшумно. – Чтобы не показаться наивной и бестолковой, она поспешила уточнить: – Я хотела сказать, я уже бывала здесь, в самом Пандемониуме и гораздо дальше. Но мне пришлось уехать, а теперь я вернулась; но я не хотела вас беспокоить, я сама могу позаботиться о чистоте моих полов, хотя вечно жалуюсь, что приходится их мыть. Я бы, наверное, жаловалась, даже если бы наш маленький домик принадлежал лично мне, а не маме с папой, потому что, как ни крути, читать и мечтать я люблю больше, чем возиться с мастикой для паркета, которая к тому же ужасно пахнет. Я, честно-честно, только хочу узнать, где нахожусь, я совсем не охотница, и замуж я не собираюсь и не скоро соберусь. Тем более что в моей стране, когда парень хочет жениться на девушке, то ведет себя очень мило, ухаживает за ней, а потом делает предложение и никого не похищает.

Тайга почесала щеку:

– Хочешь сказать, что у вас никто никого не преследует и никто не убегает? Что девушка может выйти замуж за кого захочет, и никто не сделает за нее этот выбор? Что можно прожить одной хоть всю жизнь, и никто не посмотрит на тебя косо?

Сентябрь прикусила губу. Она думала о мисс Гильберт, учительнице французского, которая вела астрономический кружок, и о том, какой случился скандал, когда та задумала бежать с учителем математики мистером Хендерсоном. Его родители были богаты и ни в чем не нуждалась, жили в больших домах, разъезжали на больших машинах, а математику он преподавал просто потому, что любил решать примеры. Так вот, его семья запретила ему бежать с мисс Гильберт. Они нашли ему девушку, откуда-то из Сент-Луиса, с прекрасными рыжими волосами, и велели им не мешкать с женитьбой. Сердце мисс Гильберт было разбито, но кто же станет спорить с Хендерсонами; тогда-то и возник кружок астрономии. Хендерсоны определенно были охотниками и в два счета выследили эту красавицу из Сент-Луиса. Затем Сентябрь вспомнила бедную миссис Бейли, незамужнюю и бездетную, жившую в маленьком сером доме с миссис Невиц, которая тоже не была замужем, они вместе варили варенье, вязали, разводили кур, и Сентябрь это умиляло. Однако все остальные судачили о них, и жалели, и говорили, что жизнь их проходит зря. Еще она вспомнила про мистера Грейвза, который преследовал повсюду свою миссис Грейвз, пел ей серенады и покупал дурацкие подарки – фиолетовые ромашки, медовые соты, даже щенка бладхаунда, – пока она не приняла от него кольцо и не сказала «да», и все это действительно было похоже на охоту.