Жаклин Уилсон - Девчонки и любовь

Я сижу одна-одинешенька. И на душе у меня скребут кошки. Я так и не успела рассказать Магде и Надин о том, что все выдумала. Просто мне не представился подходящий момент, так ведь? А теперь получается, что у Надин есть настоящий бойфренд. И Магда заполучила себе ухажера в считаные секунды. Ну почему, почему я не умею так же легко заигрывать с парнями, как она?

Я в тоске обвожу взглядом автобус. Напротив меня сидят два ботана из десятого класса школы Андерсона и увлеченно обсуждают какую-то глупую научно-фантастическую книжку про космические путешествия. Они и сами выглядят так, будто прилетели с другой планеты, но я в таком отчаянии, что готова согласиться на кого угодно.

Я строю им глазки и расплываюсь в широкой улыбке. Они в ужасе отшатываются, как будто я бешеная собака, которая собирается их покусать. Я перестаю улыбаться и съеживаюсь на сиденье. Все без толку. Я не Магда.

Господи, как же меня все достало! У меня никогда, никогда не будет настоящего парня. Никто во всем мире никогда не западет на меня.

Впрочем, здесь я оказываюсь не права. Придя домой, я обнаруживаю, что на столе меня ждет письмо.

Дорогая Элли,

Привет! Это я, Дэн. Прости за корявый почерк. Я пишу в машине по дороге домой, а всякая мелюзга толкает меня локтями, и это при том, что мама гонит по трассе как маньяк со скоростью 90 миль в час, а когда кто-то из мелких просится пи-пи, она тормозит у обочины так резко, что мы все чуть не вылетаем сквозь лобовое стекло.

Согласен, не слишком романтичное начало для любовного письма. Думаю, мне надо исправиться. И написать романтическую повесть о светловолосой деве, которая томилась в башне и которую спас красавец-рыцарь. Настоящую валлийскую историю из жизни валлийского замка. Прямо как в «Мабиногионе»! Это сборник средневековых повестей, помнишь, я тебе рассказывал. Он состоит из Белой и Красной книг. Ладно, пускай я пишу не книгу, а всего лишь письмо, ты не светловолосая дева, а брюнетка, а я так и вовсе не красавец. Можешь напомнить мне об этом еще раз. Знаю, ты считаешь меня сумасшедшим ботаником. А кроме того, что я ботаник, я еще и болтун. Ну да, я слегка чокнутый. Просто я без ума от тебя. Жаль, что мы живем так далеко друг от друга. Приглашаю тебя в гости в любое время. Если, конечно, тебя не пугает оказаться в компании моих младших братьев и сестер. Или ты могла бы пригласить меня к себе! Толстый намек!

С любовью,

Дэн

P.S. Я и вправду ужасно рад, что с тобой познакомился.

Ну, что я говорила? Он просто псих. Вот если бы он был постарше. И покрасивее. И не такой чокнутый.

– От кого письмо? – спрашивает Анна.

Она помешивает на плите суп и осторожно пробует его на вкус.

– Подсыпь-ка еще перца, Цыпа. Только, смотри, аккуратно.

Цыпа обожает готовить. Он даже помогает делать яйца бенедикт [10], в честь которых его назвали. Да-да, на самом деле его зовут Бенедикт. Довольно снобское имя, но так захотела Анна. Впрочем, никто его сроду так не называл. Сначала он был для всех просто малышом Беном, а два года назад превратился в Цыпу. Или Цыпленка. Иногда жареного. Иногда пареного. И неизменно скверного.

– Да так, Дэн накарябал всякую чушь, – говорю я, засовывая письмо в карман.

– Я знала, что он на тебя запал! – хитро улыбается Анна.

– О господи, Анна, не говори ерунды, ему всего двенадцать.

– А что, лично мне этот Дэн понравился. Он что, твой парень?

В это время Цыпа энергично трясет перечницей над кастрюлей с супом, что-то тихо бормоча себе под нос.

Анна бросается к нему и хватает за запястье:

– Хватит, Цыпа! Я же сказала – одну щепотку!

– Щепотка, щепотка, щепотка, – хихикает Цыпа, делая вид, что щиплет ее за руку.

– Ах ты скверный мальчишка, – шутливо восклицает Анна, переворачивает Цыпу вверх тормашками и щекочет его оголившийся живот.

– Пойду делать уроки, – говорю я.

Я люблю сидеть на кухне, но мне не особо нравится наблюдать за тем, как дурачатся Цыпа с Анной. При виде их счастливых лиц я испытываю странное ощущение. Что-то вроде ревности. И дело вовсе не в том, что я сама хочу поиграть с Цыпой – боже упаси! И уж конечно я не мечтаю о том, чтобы Анна переворачивала меня вверх тормашками и щекотала. Если она хотя бы попытается меня приподнять, то сама же грохнется на пол. Я уже вешу больше ее, хоть она и намного выше.