Гудрун Мебс: Воскресный ребёнок

Я сижу совсем рядом с Уллой. Мы жуём. Она мне улыбается и разговаривает с Кристианом о своей работе. Он говорит о школе, а я смотрю на наших старших: хорошо ли им видно, как я здесь сижу с двумя взрослыми? Пакет с блузкой, двумя книгами и листком с автографом я зажала между ног. Чтобы не забыть.

Мы сидим долго. Кристиан ещё раз делает заказ, и нам опять приносят ореховый торт. Ох, если б можно было вечно сидеть вот так рядом с Уллой и есть этот торт!..

Но вскоре Улла смотрит на часы. Воскресенье уже позади, пора возвращаться в интернат. Ведь я живу там, а возвращаться, к сожалению, положено туда, где живёшь.

На прощание Улла целует меня в щёку. Кристиан меня не целует. Ну и хорошо – у него же борода, а она царапается. Он пожимает мне руку, отвешивает поклон и говорит, что признателен за прекрасный день и надеется, что скоро я снова окажу ему честь.

Ох уж этот Кристиан, вот ведь балаболка! Неужели он и в школе так себя ведёт? Повезло же его ученикам!

Потом Кристиан с Уллой залезают в его тарахтелку и уезжают. Улла ещё долго машет мне из окна…

И вот она уехала. Они уехали. Оба.

Я вошла в интернат и, конечно, сразу же встретила Андреа. Ну почему она всегда попадается мне первой? Правда, на этот раз совесть моя чиста. Я протянула ей пакет, и Андреа тут же его открыла. Какая же она всё-таки любопытная! Блузку зажала под мышкой, листок бумаги не глядя сунула в карман, а вот книги сразу же принялась листать. Глаза у неё загорелись. Две книги?! И тут я вспомнила: одна-то из них моя! Её подарила мне Улла. Неважно, буду я её читать или нет, – она моя! К счастью, Андреа это заметила, иначе опять пришлось бы с ней ссориться. С дурацкой ухмылкой она протянула мне раскрытую книгу, и на первой странице я прочла: «Моему воскресному ребёнку с любовью! Улла».

Это она написала мне! И Андреа вовсе не обязательно это видеть! Я вырвала книгу у неё из рук и немножко покраснела, потому что Андреа надпись всё-таки прочла.

В её книге было написано только «Андреа от Уллы Фидлер». Не так здорово, как у меня, но тоже ничего. Кажется, Андреа рада. Не стала говорить никаких глупостей и гадостей, а уселась прямо там, в холле, и погрузилась в чтение. Читать она может часами.

Я иду наверх, в нашу комнату, к Зайчику. Прочту ему вслух то, что написала Улла. Чтобы он порадовался вместе со мной.

«Моему воскресному ребёнку с любовью! Улла».

И я решила когда-нибудь прочитать всю книгу, от корки до корки. Потому что Улла тогда обрадуется.

Следующую неделю я еле-еле пережила. Она никак, ну просто никак не хотела кончаться! Даже в четверг было такое чувство, будто всё ещё понедельник и до воскресенья – целая вечность.

Я почти всё время думала о том, что мы будем делать в воскресенье и придёт ли к нам Кристиан. Я не против. Только если ненадолго… И ещё я немножко ждала, что он заберёт меня на неделе и повезёт показывать издательство – он ведь про это говорил. Но никто так и не появился. Прямо в понедельник мне в голову пришла отличная мысль: сделать Улле сюрприз и испечь торт! Ореховый, как мы ели вчера. Только ещё лучше.

Когда в интернате у кого-нибудь день рождения, нам всегда пекут ореховый торт. И он гораздо вкуснее, чем в кафе. Наверное, потому что на нём сахарными шариками выложено число. Шесть, девять, или одиннадцать, или ещё какая-то цифра. Столько, сколько лет исполняется имениннику. Я хочу выложить на торте имя Уллы. Получится красиво!

Я спросила у сестры Линды, можно ли мне испечь Улле такой сюрприз. Она подумала и сказала, что можно. В виде исключения. Она понимает, что я хочу доставить радость своей воскресной маме. Ведь она появилась у меня совсем недавно. Но больше всего радости, сказала она, ты доставишь воскресной маме, если будешь хорошо себя вести. Да я и так веду себя хорошо, это же ясно. Пусть спросит у Уллы.

Только вот ореховый торт, сказала сестра Линда, это слишком дорого. Лучше испечь пирог с ягодами, он тоже очень вкусный. Спорить я не стала. Главное – мне разрешили печь! Я хотела сразу же приступить к делу, но сестра Линда сказала, лучше подождать до субботы. Потому что тогда пирог не успеет зачерстветь. Понедельничный пирог к воскресенью превратится в камень – кому он тогда будет нужен? Возразить было нечего. И я стала просто ждать, пока наступит суббота. Но время тянулось еле-еле.

Уллину книжку я не читала. Только надпись на первой странице. Я смотрела на неё каждый вечер и читала её Зайчику. Теперь он знает её наизусть. И я тоже. Книга лежит у меня под подушкой, я на ней сплю.