Лидия Чарская - 7 историй для девочек

Гусениц и Алиска некоторое время молча смотрели друг на друга. Наконец, Гусениц вынул трубку изо рта и спросил вялым, сонным голосом:

– Ты кто такая?

Начало было не очень обнадёживающее.

– Понимаете, дяденька, – робко проговорила Алиска, – я и сама уже не знаю… Вернее, знаю, кем была, когда утром встала… Но, по-моему, с тех пор я несколько раз менялась.

– Что это значит? – спросил Гусениц. – Ты сама-то себя понимаешь?

– К сожалению, теперь не очень, дяденька, – ответила Алиска. – Видите ли, как бы это сказать… Я всё время разная, и сама не своя.

– Не вижу, – сказал Гусениц.

– Извините, пожалуйста, – вежливо сказала Алиса. – Я бы и рада объяснить понятнее, но сама ничего не понимаю. Когда за день столько раз становишься то больше, то меньше, поневоле запутаешься.

– Не запутаешься, – сказал Гусениц.

– С вами, наверно, это ещё не случалось. А вот когда придёт время превращаться в куколку, а потом в бабочку, вам ведь будет немножко не по себе, правда?

– Неправда, – сказал Гусениц.

– Ну, может быть, у вас всё по-другому. А мне было бы.

– Тебе? – сморщился Гусениц. – А кто ты такая?

Вот так-так! Сказка про белого бычка! И, кроме того, говорил он такими отрывистыми фразами… Алиска помолчала и сказала очень серьёзно:

– Сначала вы должны представиться.

– Почему? – спросил Гусениц.

Ещё один трудный вопрос. Ответить на него Алиска не могла, а Гусениц был в таком плохом расположении духа, что она повернулась и пошла прочь.

– Вернись! – сказал Гусениц. – Я тебе скажу кое-что важное.

Это звучало многообещающе. Алиска вернулась.

– Никогда не выходи из себя, – сказал Гусениц.

– Это всё? – спросила Алиса, с трудом сдерживая возмущение.

– Нет, – ответил Гусениц.

«Почему бы не послушать? – подумала она. – Дел у меня никаких нет, да и, может быть, он всё-таки скажет что-нибудь стоящее».

Некоторое время Гусениц молча пыхтел своей трубкой. Наконец, он вынул её изо рта и проговорил:

– Итак, по-твоему, ты – это не ты?

– Да, дяденька, к сожалению, я это не я. Последнее время я стала всё забывать, и, кроме того, пяти минут не проходит, чтобы я не увеличилась или не уменьшилась!

– Что именно ты стала забывать? – спросил Гусениц.

– Хотела рассказать «Кем быть?», а вышло всё наоборот, – ответила Алиска со слезами в голосе.

– Расскажи «Что такое хорошо и что такое плохо», – потребовал Гусениц.

Алиска стала по стойке «смирно» и начала декламировать:

– Неправильно, – сказал Гусениц.

– Да, к сожалению, немножко неправильно, – робким голоском проговорила Алиска.

– Неправильно от начала до конца, – сурово сказал Гусениц, и они оба погрузились в молчание.

Первым заговорил Гусениц:

– Ну, и какой же величины ты хочешь быть?

– Ой, мне вообще-то всё равно, – поспешно ответила Алиска, – только бы не изменяться так часто, понимаете?

– Не понимаю, – сказал Гусениц.

Алиска промолчала. Она уже начинала терять терпение: никогда с ней только не спорили.

– Такой, как сейчас, тебе нравится быть? – спросил Гусениц.

– Если не возражаете, дяденька, я бы хотела стать немножко побольше. Ужасно грустно быть ростом в полкарандаша.

– Это прекрасный рост! – сердито заявил Гусениц и расправил плечи. Ростом он был как раз в полкарандаша.

– Да, но я-то привыкла быть больше! – жалобно возразила Алиска, а про себя подумала: «До чего же они тут все обидчивые!»

– Привыкай теперь быть поменьше, – сказал Гусениц и снова закурил свою диковинную трубку.

Алиса терпеливо ждала, когда же он снова заговорит. Через несколько минут Гусениц вынул трубку изо рта, зевнул разок-другой и встряхнулся. Потом слез с гриба и пополз, куда глаза глядят, а глядели они у него в траву. На прощанье он проговорил: