Алан Милн: Я был однажды в доме

Пахарь. Слесарь.
Токарь. Пекарь.
Парикмахер. Инженер.
Ну а врач?
Скрипач?
Аптекарь?
Или
мили-цио-нер?
А которые — танцуют? А которые — поют?
А Начальник Фейерверка — тот, кто делает салют?
А Служитель Зоопарка — тот, кто льву бросает кость?
А Циркач, который может десять стен пройти насквозь?
Ну а Фокусник с цилиндром и со штангою — Штангист?
Или тот, кому я хлопал за художественный свист?
В мире столько же занятий и названий для людей,
Сколько сочных красных вишенок
на вишенке моей!

Если мы после завтрака с Анни гуляем,
То гуляем мы под руку и размышляем,
Как мы будем гулять и о чём размышлять,
Когда стукнет обоим нам лет сорок пять.
Мы всё утро проводим в научной беседе:
Размышляем об аэро-велосипеде,
И об аэро-плане, и аэро-стате,
И о красном упущенном шарике, кстати.
Но едва с головой мы уходим в беседу,
Совершенно некстати зовут нас к обеду.

Снова солнце взошло, чтобы греть и сиять!
Слышно море вдали (если тихо стоять)!
Восемь новых щеночков на ферме Данкросс!
А в сторожке живёт однорукий матрос!
Но ВСЕ говорят: «Марш домой!»
(Марш домой, марш домой!)
«Все мы заняты по горло, брось, пустого не мели!»
ВСЕ-ПРЕВСЕ твердят: «Марш домой,
Зайчик мой, голубчик!»
ЕСЛИ ПРАВДА Я ГОЛУБЧИК, ЧТО Ж СО МНОЙ ВЫ НЕ ПОШЛИ?
Ветер свищет над речкой, над пеной седой!
А у мельницы есть колесо под водой!
И видал я жука, что почти потонул!
И видал я, где кролик в норушку нырнул!
Но ВСЕ говорят: «Марш домой!»
(Марш домой, марш домой!)
«Да, маленький», — отвечают, а думают: «Марш домой!»
ВСЕ-ПРЕВСЕ твердят: «Марш домой,
Зайчик мой, голубчик!»
ЕСЛИ Я И ПРАВДА ЗАЙЧИК — ТАК ПОЙДЁМ, ПОЙДЁМ СО МНОЙ!

Я и Кристофер Робин в ненастье и шквал
Побежали на мыс, где прибой бушевал,
И с собою нам Мама дала по монетке,
Будто можно у шквала купить по конфетке.
Там был только песок — он хлестал нас в висок,
И в глазах был песок, и меж пальцами ног.
С той поры, когда буря взревёт в небесах,
То у Робина вечно
Песчинки в глазах.
Ну а море бурлило, и ветер визжал.
Робин крепче монетку в кармане зажал,
Но когда на песчаный взбирались мы вал,
Робин подал мне руку — и не отставал.
И пока осторожно мы делали шаг,
Оставался песок на зубах и в ушах.
С той поры, когда море кричит: бух-бабах!
То у Робина вечно
Песок на зубах.
Рёв стоял над волнами, а на небе — гром,
И отчаянно чайки кричали кругом,
И пытались мы всё это перекричать,
Но ужасно устали и стали молчать.
Мы вернулись, и Мама воскликнула: «Ах!»
Потому что песок у нас был в волосах,
В башмаках, и в носках, и, конечно, в носах,
А у Папы — в усах и в карманных часах.
С той поры, как задует морской ветерок,
У нас вечно песок
Между пальцами ног.

КРИСТОФЕР, КРИСТОФЕР, ЭТО КУДА Ж ТЫ,
КРИСТОФЕР РОБИН?
— Вверх по склону горы
До той самой поры,
Когда буду на самой верхушке горы,
МОЛВИЛ КРИСТОФЕР РОБИН.
«КРИСТОФЕР, КРИСТОФЕР, ТЫ НА ВЕРХУШКЕ,
КРИСТОФЕР РОБИН!
ТАК И БУДЕШЬ СТОЯТЬ,
В НЕБЕ ТУЧКИ СЧИТАТЬ?»
— Ну уж нет! Я к подножью спускаюсь опять!
МОЛВИЛ КРИСТОФЕР РОБИН.

Сперва был ужин,
И ел я ужин,
И съел я ужин,
И встал,
И выслушал сказку
Про Синеглазку
И про
Королевский Бал.
Потом я мылся
И чистил зубы,
Как чистил я их
Вчера.
И мне пожелали
Спокойной Ночи,
Сказали мне:
— Спать пора!
И вот я один в темноте ночной,
Совсем один. Но зато
Я думаю САМ,
Я играю САМ,
А ещё говорю я с собою САМ,
Сам с собой говорю в темноте ночной,
И не знаете вы, про ЧТО!
А ещё я играю во что захочу,
А ещё — размышляю о чём захочу,
А ещё — хохочу над чем захочу,
Над чем — не знает никто!
Я с Кроликом болтаю.
С Луною. С Кабаном.
Во мне две сотни голосов
В одном!
Я сплю в лесу под ёлкой.
В пещере сплю сырой.
Я говорю с Драконом
Герой!
На правый бок… На левый бок.
На разные бока!
Эх, поиграем завтра!
Эх, погуляем завтра!
Урра-а!
ПОКА.