Авром Суцкевер - Избранные поэмы и стихотворения

На глухом верблюде ты с размаху
Вновь ко мне подскачешь и рывком
Вверх меня подтянешь за рубаху,
И помчимся с ветром вечерком,
Чтоб скорее в наш тайник забраться
И застать ночных теней восход.
Все травинки дивно серебрятся,
Красота себя не узнает.
Пятнами луна вдали разлита,
За туманами Иртыш блестит,
На утесы бледные гранита
Синей тенью наш верблюд летит.

Только мы утесы миновали,
Наплывает леса фиолет,
Всё персты вечерние связали,
Никаких просветов больше нет.
Догорает на сосне зарница,
Слово замирает вслед за ней,
И верблюд наш словно травам снится…
Всё темней… Лишь тишина ясней.
Облако проходит бороною,
Тайны вскрыв. И на пиру ночном
Мы с Чангури чавкаем луною,
Словно рассеченным кавуном.

Ночь костер средь леса раздувает,
И подлесок петухом кричит,
И трещит, и тени там роняет,
Где топор блистает и свистит.
И киргизы — взрослые и дети —
Отражаясь в блеске ободка,
На костер кидают тени эти,
И роса, как жемчуг со шнурка,
Падает на угли и на лица,
На руки, что молят темноту.
Вдруг из ночи вылетает птица
И сгорает скрипкой на лету.

И в толпе являет с дрожью истой
Пламя образ бронзовый тотчас,
И под звон бандуры серебристой
Вместе с лесом люд заводит пляс.
Бубен бьет, и песня огневая
Кружит лес до утренней росы,
Дали, словно колокол, качая,
Стряхивая звезды на усы.
Пляшет, пляшет люд осоловелый
Вкруг стола-костра, едва дыша,
И щекочут горизонт, как стрелы,
Золотые волны Иртыша.

Северная звездочка, остались
Ты да я, твой снеговик. Моей
Стужи все соседи испугались,
Лишь березки зябнут у плетней.
Северная звездочка, родная,
Сколько ты впитала теплоты!
Летом жар валит, что град, не тая,
А зимой горишь и греешь ты.
Пусть воспоминанье осенится
Впредь твоей улыбкой голубой,
И всему, что помнится и длится,
Буду я, как памятник живой.

Растет купина из пустого колодца,
А рядом безлюдье поставило вехи,
И песни она распевает, и жжется,
Дырявя шипами, как пулями, мехи.

Из глуби колодца десница воздета
И кремнем кроит меня быстро и точно:
— Все части замкнутся ключами завета,
Печатью завета — навечно и прочно.

Отныне мой дух не на якоре тела,
Силлабам и звукам — иные мерила,
Колодезя древнего шуйца взлетела —
Союз заключила.

Здесь первотворенья была мастерская,
Пойди, если сможешь, к Творцу в подмастерья:
Глядишь, раскошелится вечность скупая,
Коль будет сработана ладно матерья.

Взошел ты час в час на Подъем скорпионов.
Всё будто В начале , всё как на картине:
Вот Облако медленно сходит со склонов
И Огненный столп обнимает в низине.

В песчаное стеклышко видишь Творца ты.
Все просто, чудес никаких не случалось,
Пророчество в сводах воздушной палаты
Ни старше, ни младше — таким и осталось.

Когда, что солома, песок полыхает,
Напрасно светило неслыханной мощи
Двухтысячелетнее древо пытает:
Его окружает круг тени, круг нощи.

Оно свои ветви в суглинок вогнало
В борьбе вековой наподобие свода.
Когда-то, наверно, оно засыпало
Под сказ о скитаньях Пустынного Рода.

Я ухо к стволу приложил. Что-то в древе
Молило: «Спаси, мне постыла темница!»
Топор бы! Взрубить бы жужубу в Хацеве!
А вдруг моя грусть в той жужубе томится…

Как лисы глядят, чьи хвосты поджигая,
Самсон истребил филистимлян станицы:
Скалистые торсы, щетина стальная —
Как будто сошли с пожелтевшей страницы.

По зову Синая к нему на вершины
С Днепра, и Дуная, и Вислы явились
Из тел своих вылепить, словно из глины,
Пророков черты, что в той глине таились.

Знакомы едва, и молитвы забыты,
Лишь буквы сидура спаслись от изъятья.
Но Голос, в горючем терновнике скрытый,
Сплотил этих лис, и теперь они — братья.